Драгоценность в черепе - [11]

Искры вспыхивали во тьме зала, когда два могучих человека скрещивали мечи, с величайшим мастерством нанося и отражая удары. Пот заливал им глаза. Оба тяжело дышали.

Сначала барон слегка задел плечо графа. Потом меч графа скользнул по кожаным доспехам барона. Потом они обменялись сериями молниеносных ударов, после которых, казалось собравшимся, оба должны были развалиться на куски, но когда они разошлись, все повреждения, полученные графом состояли из легкого пореза на лбу и дыры в халате, барон же отделался распоротым с верху до низу плащом.

Звуки тяжелого дыхания и скрип ног на каменных плитах пола сливались с оглушительным звоном сходящихся мечей.

И вот неожиданно граф Брасс задевает о маленький столик, падает, растягиваясь на полу, и выпускает из рук оружие. Барон Мелиадус, самодовольно улыбаясь, заносит над поверженным графом тяжелый меч. Брасс, успев перекатиться на бок, сильно бьет барона по ногам, и гранбретанец падает рядом с ним.

На какое-то время оставив мечи, они катаются по полу и, рыча, наносят друг другу удары кулаками.

Потом барон резко отталкивает противника и, схватив меч, вскакивает на ноги. Граф тоже успевает подняться и сильным неожиданным ударом выбивает из рук барона меч. Меч попадает в деревянную колонну, где застревает и гудит как органная труба.

Граф полон решимости убить барона Мелиадуса. В его глазах нет жалости.

— Ты убил моего самого лучшего, самого преданного друга, — прорычал он, поднимая меч. Барон Мелиадус сложил руки на груди и с почти скучающим выражением лица, прикрыв глаза, ждал удара.

— Ты убил Богенталя и поэтому ты умрешь.

— Граф!

Граф замер, занеся над головой меч.

Это был голос философа.

— Граф, он не убил меня. Удар в голову лишь оглушил меня, а рана в груди не смертельна.

Богенталь пробирался сквозь толпу, рукой зажимая рану, с ярко-лиловым синяком на лбу.

— Поблагодари судьбу за это, Богенталь, — вздохнул граф. — Но тем не менее… — он вернулся к барону. — Этот негодяй пренебрег моим гостеприимством, оскорбил мою дочь, ранил моего друга…

Барон поднял глаза.

— Прости, граф. Страсть ослепила меня и помутила рассудок. Я не молил у тебя пощады, но сейчас прошу — поверь и не ищи злого умысла в моих поступках, причиной им — лишь обычные человеческие слабости.

Граф покачал головой.

— Я не могу простить тебя, барон, и не хочу больше слушать твои лживые слова. Через час тебя не должно быть в замке, а к утру ты должен покинуть Камарг, иначе ты и твои люди умрут.

— Ты рискуешь обидеть Империю.

Граф пожал плечами.

— Не я оскорбил ее. Если они узнают правду о том, что здесь произошло, ты будешь наказан. Ты не справился с заданием. Ты обидел меня, а не я — Гранбретанию.

Барон ничего не сказал. Кипя от злости, он выбежал из зала. Не прошло и получаса, как разгневанный и опозоренный он уже сидел в своей причудливой карете и экипаж выезжал из ворот. Барон Мелиадус покидал замок, не попрощавшись.

Граф Брасс, Иссольда, Богенталь и фон Виллах, стоя на ступенях парадной лестницы, наблюдали за его отъездом.

— Ты был прав, мой друг, — пробормотал граф. — И я, и Иссольда были обольщены негодяем. Но после этого ни один посол Гранбретании не переступит порога замка Брасс.

— Ты, наконец, понял насколько опасна и коварна Темная Империя? — с надеждой в голосе спросил Богенталь.

— Друг мой, пусть все будет, как будет. Нас же больше не побеспокоит ни Гранбретания, ни барон Мелиадус.

— Ты ошибаешься, — с глубоким убеждением сказал философ.

А в темном экипаже, катящемся в ночи к северным границам Камарга, барон Мелиадус, разговаривая сам с собой, поклялся самым загадочным и священным предметом, какой только знал. Он поклялся, что подчинит себе чего бы это ему ни стоило — графа Брасса, овладеет Иссольдой и превратит Камарг в одно огромное пепелище.

Он поклялся Рунным Посохом — говорят, что в нем все секреты человеческих судеб — и тем самым судьбы барона Мелиадуса, графа Брасса, Иссольды, Темной Империи и судьбы всех тех, кто уже появлялся или еще появится, так или иначе связанный с произошедшими в замке Брасс событиями, были окончательно и бесповоротно решены.

Пьеса написана, декорации расставлены, занавес поднят.

Дело — за актерами.

Часть вторая

Тот, кто осмеливается клясться Рунным

Посохом, неизбежно предопределяет тем самым

свою судьбу и судьбу мира, в котором живет.

Таких клятв за всю историю Рунного Посоха

было несколько, но ни одна из них не

принесла столь разрушительных последствий,

как страшная клятва мести, произнесенная

бароном Мелиадусом Кройденским за год до

того, как Дориан Хокмун, герцог Кельнский,

впервые появился на страницах этой

древнейшей хроники.

Из «Истории Рунного Посоха»

1. Дориан Хокмун

Барон Мелиадус вернулся в Лондру, мрачную столицу Темной Империи, и прошел почти год, прежде чем у него созрел план мести, полностью отвечающий его желаниям. Правда, у барона хватало и государственных забот — надо было подавлять возникавшие то тут, то там бунты и мятежи, участвовать в новых битвах и сражениях, создавать марионеточные правительства, устанавливать порядок на вновь завоеванных землях и многое другое.

Барон отдавался государственной службе с усердием и рвением, но страсть к Иссольде и ненависть к ее отцу ни на миг не оставляли его. Хотя он не был наказан за неудачу в Камарге, каждое воспоминание о перенесенном позоре выводило его из себя. Кроме того, все время приходилось сталкиваться с трудностями, которые были бы легко разрешимы, воспользуйся он помощью графа Брасса. И поэтому каждый раз, когда барон попадал в такое положение, в его разгоряченном мозгу возникало множество коварных планов мести, но ни один из них не удовлетворял его. Барон хотел всего сразу: получить помощь графа, Иссольду, а главное — стереть с лица земли Камарг (как он поклялся себе). Это были несовместимые желания.