Дождливой осенью - [5]

Стеши Ковачев с рассеянным видом пожал плечами. Ему не хотелось спорить.

— Конечно, — продолжал Аввакум, ощущая потребность в собеседнике. — недостаточно одною лишь умения наблюдать, разумно анализировать и обобщать. Спору нет, это основные средства при поисках истины. Но если мы ограничимся только ими, мы окажемся неисправимыми схематикам, будем лишь холить вокруг да около — двигаться по орбите истины, а в саму истину едва ли проникнем Вам ясно?

Слави Ковачеву далеко не все разглагольствования Аввакума казались ясными. Но боясь, что его примут за тугодума, он утвердительно кивнул головой.

Необходима еще техника, информация и многое другое, — сказал он.

Аввакум пристально посмотрел на него и покачал головой. Огонек в его глазах погас, желание спорить пропало. Он снова почувствовал, что его охватывает отвратительное, болезненное чувство одиночества.

— А не выпить ли нам по рюмке коньяку? — предложил вдруг он. Они чокнулись. Аввакум одним духом опорожнил свою рюмку и налил еще по одной.

У Слави Ковичсва словно прибавилось смелости.

В сущности, я пришел к вам попрощаться, — заговорил он. Завтра можно сказать, — он театральным жестом взмахнул рукой, — я опускаю паруса и бросаю якорь в тихой заводи. Получил новое назначение начальник районного управления милиции в городе Русе. Работа более ответственная, но куда тише и спокойнее, чем здесь.

— Да, — заметил Аввакум и замолчал. Новость не очень удивила его. — Вы сами хотели, чтобы вас переместили? — почти равнодушно спросил он.

— Сам, — подтвердил Слави Ковачев — Бактериологическая диверсия в Родопах заставила меня серьезно подумать о себе: нелегко пережить две неудачи подряд. За этот год я дважды дал маху. А наше дело не пустяковое. Ошибочная гипотеза может стоить жизни невиновному и причинить страшный ущерб. Дрожь пробирает, как подумаю о Парашкевове и о Тешкове. Я, можно сказать, человек с железными нервами, но в последнее время просыпаюсь по ночам, таращу глаза в темноте и не могу заснуть. Кстати говоря, успехами по службе я вовсе не так уж обижен. Но теперь, похоже, настали другие времена, а я оказался не подготовленным к переменам. Мне всегда везло, когда противник действовал дерзко, жестоко, но обыкновенно. Сколько разных типов, например, переходят границу и проникают в страну. Ну что ж! Я вынюхивал их явки, связи, устраивал засады. Бывала и стрельба и погоня, и риск был, подчас приходилось туго, но в большинстве случаев я справлялся с детом. Теперь же они действуют по-другому, исподтишка, в перчатках. Так скрыто и замаскированно действуют, что дух захватывает, как подумаешь. Будто в шахматы с нами играют. И горе тебе если ты окажешься малоопытным игроком! Я вполне согласен с вашим замечанием о чутье. Раньше, когда мы гонялись за ними по лесам, чутье играло большую роль. Пойдет негодяй по той или иной тропинке, осмелился ли спуститься с гор на явку — все это я в большинстве случаев чуял и долго не раздумывал. А теперь. чтобы разгадать их ход, приходится решать математические задачи, и притом сложнейшего типа. Случай в Момчилове и диверсия с ящуром были задачами как раз такою рода. Я пытался их решить, работал на совесть, для меня это было делом чести, — но провалился. В обоих случаях оказался несостоятельным. Либо школа моя устарела, либо математический подход не по мне. Одно из двух. Но, во всяком случае, я сделал для себя правильный вывод. Вы как думаете? Аввакум отпил из рюмки и пожал плечами.

— Я ничего не думаю, — сказал он. — Знаю только, что Русе — приятный город. Есть театр, опера, завод сельхозмашин. И судостроительный, если не ошибаюсь. За последнее время русенские футболисты стали делать явные успехи. А вы как считаете?

Слави Ковачев хотел было что-то сказать, но умолк и махнул рукой.

— Да! Я забыл еще про Мост дружбы, — улыбнувшись, заметил Аввакум.

Наступило молчание.

Слави Ковачев поднялся, прокашлялся и, покраснев от смущения, протянул Аввакуму небольшой сверток.

— Портативная кинокамера, — сказал с улыбкой Аввакум. — Конечно, ведь по форме она напоминает пистолет с барабаном. Это нетрудно определить даже сквозь газету. — Он взял сверток. — Зачем вы ее принесли?

— Дарю вам.

Аввакум нахмурился и положил аппарат на столик.

— Возьмите его, — сказал Слави Ковачев. — Я не испытываю никакого влечения к съемкам, уверяю вас. Этот аппарат мне привезли из Германии года два назад, и он так и лежит без пользы. А вам такая вещичка пригодится. Возьмите.

У Слави Ковачева даже выступила испарина на лбу. Он был очень самолюбив, и нерешительность Аввакума задевала его за живое.

— Сегодня я в третий раз получаю «мат», — сказал Аввакум, пытаясь улыбнуться. — Прежде всего я не ожидал, что вы все же поймете собственные слабости. Далее, мне никогда и в голову не приходило, что вы посетите мой дом. И, наконец, что именно вы осчастливите меня таким ценным подарком. Итого: три плохих отметки по психологии — предмету первостепенной важности в нашей профессии. Это очень серьезный пробел, и мне остается только утешаться поговоркой, что человек учится, пока жив.

Ему хотелось пошутить, сказать что-нибудь веселое, но, как назло, все шутливые слова и мысли словно выскочили из головы. Слави Ковачев вытянулся по-военному и подал руку.