Дождь в полынной пустоши - [141]

— Тебе не обязательно идти, — обратился Колин к Янамари. Сцена выглядела очень волнующе. Все тревоги юной баронессы открыты сторонним.

— Кто же будет с тобой? — девочка обежала взглядом окружающих её взрослых.

«Действительно, кто?» — согласился Колин столь простому и внятному аргументу.

— Тогда тебе придется не бояться, — предупредил он.

— Я не буду…, — заявила девочка и перешла на шепот. — Я закрою глаза.

На крыше вопреки сияющему солнцу стыло и холодно. Забияка-ветер цепляет и треплет плащи, мотает длинные подолы сюркотт.

— Прошу туда, — пригласил Колин следовать за ним. — Буквально полсотни шагов.

Шаги сделаны.

— Вы в своем уме? — вырвалось у канцлера, увидевшего место схватки. Ему, конечно, докладывали о стройке на здания, но он и предположить не мог что Поллак удумает такое.

Над воротами въезда во внутренний дворик, через шестисаженный пролет, перекинута доска.

— Что именно не устраивает? — Колин легко, под изумленное аханье слабонервных зрителей, прошагал до середины. — Место как место. В Уложении сказано, следует испросить дозволения владельца земли… Так мы не на земле. А все остальное — я здесь! — и качнул доску.

Возразить нечего. От правил новик не отступил.

Колин вернулся, стащил пурпуэн и остался в одной рубашке.

— Подержишь? — протянул он одежду Янамари.

Девочка сгребла одежду, прижав к себе крепко-крепко.

— Я готов, — уведомил унгриец, занимая позицию для поединка. Доска под его весом предательски скрипела и прогибалась.

Канцлер обернулся к бледному Гусмару. Младший представитель фамилии достоин сочувствия. Надменность и решимость сменились детской обидой, чуть ли не плаксивостью.

— Прошу, саин.

Белобрысый сомнамбулой сделал несколько шагов и замер, не дойдя до края. Боязнь высоты. Можно не страшиться недругов, можно презрительно смеяться испытаниям, но как взглянуть в лицо собственным страхам. Проигрывают именно им, нежели врагу.

— Вас что-то смущает? — участлив Колин. — Я нахожу место крайне удачным. В свете наших с вами разногласий, которые вряд ли удастся загладить. В последнее время многие прекращают поединок, получив пустяковую царапину. Падают и хнычут лекаря. В нашем случае лекарь вовсе не потребуется, — ведя речь унгриец, расхаживал по доске, выполняя фехтовальные движения клинком. Контрэ, аллонг, мандоболо. Ничего сложного или запредельного. — Ну же! Она достаточно широка, наступать и, достаточно упруга сломаться. Во всяком случаи сразу, — и задиристо хохотнул. — Если не тянуть…

Латгарду понятно, поединок не состоится. Но буква должна быть соблюдена.

— Саин Гусмар, приступайте, вас ждут, — поторопил он противника унгрийца.

Злорадство гранды беспредельно. Воспитанница без стеснения поддалась чувствам.

«Учишь-учишь, и все впустую,» — не особенно ворчал канцлер.

Гранду можно понять. Поражение закроет альбиносу дорогу во дворец. Потребуется время, забыться унизительному фиаско. Год, два, три, Гусмару придется отсутствовать и не при дворе, а в столице. Впрочем, на всякую бочку меда легко найдется своя ложка дегтя. Была она и для гранды. Последнее слово останется за королем. Захочет, обвенчает. Не посмотрит на недобрую славу зятька, и отправит в свадебное путешествие в Анхальте.

«Как-то все не просто,» — едва не вслух жаловался Латгард. — «Деготь может и есть, но кому достанется? Раз король расщедрился на титульные грамоты унгрийцу. Благодарность за правильность действий? И закончатся ли они вместе с поединком? Вот уж не поверю!»

— Или признайте поражение или приступайте, — потребовала гранда от Гусмар. В кое-то время она в своем праве что-то требовать. Ради этого момента Сатеник простила Поллаку многое. Она готова восхищаться им. Проклятый унгриец все обстряпал, не подкопаешься, и добился своего. Такой человек ей пригодится. Побоку любовь-нелюбовь, главное может помочь! И не сомневалась, от службы Колина аф Поллака ей будет прок.

— Ты… ты…, — не выдержали нервы у Гусмар.

— Что вы там шепчите? Извинения? Идите ближе, я ничего не слышу! — унгриец повернул голову и поднес ладонь к уху.

— Я уничтожу тебя!

— То есть драться мы все-таки будем? — обрадовался Колин, выполняя несколько интересных финтов и рассекая ветер. Хорошо получился подрез снизу — со свистом.

Зрители отпускали смешки. Гусмар обвел присутствующих злым обжигающим взглядом. Кто? Кто посмел? Что они о себе возомнили?! О чем думают? Но чтобы они не думали, он, готовый сцепиться со всей столицей, стоит в пяти шагах от врага и не в состоянии ничего предпринять.

— Соберитесь с духом саин, — ждал противника Колин. Говорил вполне серьезно, без усмешки или оскорбительной надменности. Как говорят старому приятелю, не скрывая своих переживаний. — Сочувствую вам. Сам неоднократно оказывался в затруднительных ситуациях, но выкручивался. Не всегда с целой шкурой, но все-таки.

Слова ли возымели действия или злость подтолкнула, но Гусмар сделал шаг. Малюсенький шажок. Сделал и побледнел. Нервно сглотнул. В глазах паника и страх. Даже если найдутся сил ступить на доску, сражаться не сможет.

— Вы соизволите начинать? — официален канцлер с поединщиком. Латгард понимал, сейчас лучше закруглиться раньше. Цирк ни к чему хорошему не приведет.