Дождь - [2]

— Застрелили меня. А ты едва вырвался. Поэтому возвращаешься без прицепа, — все бросил. Думаю, при таком раскладе проверка на детекторе тебе не грозит. Они станут пялиться на кровь и даже не вспомнят про прибор.

— Согласен. Ты справишься сам?

— А что мне остается? Конечно, справлюсь, не в первый раз…

— Только учти, я не успел восстановить ему память.

— Разберусь. Как его имя? — Он покосился на прицеп, где вместо аппаратуры климатического контроля под прорезиненным тентом находилась мобильная камера биологической реконструкции.

— Его зовут Остин. Большего мне выяснить не удалось. Не хватило времени.

— Хорошо хоть имя узнал. Ладно, давай, помоги мне с прицепом, а потом сразу езжай.

2 Год спустя…

Томилась природа. Томилась в ожидании дождя. Рваные и редкие тучи — светлые, озаренные предзакатным солнцем, свинцово-серые снизу и рдеющие по краям, медленно ползли по небу, то скрывая диск светила, то вновь позволяя палящим лучам изливаться на притихшую в ожидании влаги листву.

Ни ветринки. Воздух густой, его не вдыхаешь, а будто пьешь.

Тучи не тучи. Идут стороной, не сплошным фронтом, — рваными клочьями, только сулящими надежду на дождь, но скорее обманут, чем прольются живительной влагой.

Остин не понимал, что с ним происходит.

Он был убежден, что родился не здесь и не вчера, но память саботировала, отказывала ему в доступе к прошлому. Смутные видения, что посещали его во снах, заставляя просыпаться в холодном поту, не в счет. Степень достоверности подобной информации сомнительна.

Земля между пальцами рассыпалась, сухие комочки с шуршанием собирались в коническую горку.

Пожалуй, еще неделю растения выдержат без воды. Корневая система у них уходит вглубь почти на два метра, там влага пока держится.

Рассудок Остина требовал действия, но что он мог предпринять?

Хороший вопрос. Сидеть на потрескавшейся от засухи земле, бесцельно просеивая ее меж пальцами, ему надоело.

Надо бы пойти к Кириллу, посоветоваться с ним. — Остин встал, отряхивая пыль с одежды.

Неподалеку высились строения полуразрушенной временем агротехнической фермы. Здесь Остин год назад очнулся от непонятной ему формы небытия, тут прожил неполные тринадцать месяцев, общаясь только с Кириллом — таким же, как и сам Остин, созданием — не человеком, и не машиной…

Он, конечно, подозревал, что единственный друг и собеседник, каким-то образом причастен к его возвращению в мир, однако данная тема являлась запретной, по крайней мере при разговоре Кирилл всячески старался ее избегать.

…Направляясь к ферме, Остин миновал высохшее поле, затем ступил под сень чахлого перелеска, взглянул на деревья, погибающие от недостатка влаги, и вдруг остановился от внезапно полыхнувшей в сознании мысли: «Нужно идти в город».

То, чего боялся и втайне ждал — случилось.

Смутные, малопонятные пока образы вырвались из глубин памяти осколочными фрагментами — еще не воспоминания о прошлом, но нечто близкое к ним, проходящее на уровне подсознания.

Город.

Он виделся смутной глыбой, нагромождением сумеречных геометрических форм, поделенных на кварталы и уровни, пронизанных множеством тоннелей, улиц, автомагистралей.

Загадочное, таинственное и одновременно — роковое место, где с Остином однажды случилось непоправимое.

Единственное более или менее четкое воспоминание было связано с моментом его собственной гибели.

Внезапная слабость заставила его остановиться, ухватившись рукой за ветку дерева.

Память, возвращения которой он так страстно желал, брызнула ночными огнями мегаполиса, отдалась в висках грохотом торопливых шагов, металлическим лязгом затворов полуавтоматического оружия, гортанными выкриками загонщиков:

— Он свернул направо!

— Я по параллельной улице!

— Дома! Следите за пустующими домами!

— Нелюдь, тварь! Не уйдет!

Короткая тупиковая улица. Входы в техническую зону мегаполиса не просто заперты — замурованы.

Данные, хранившиеся в памяти, подвели его. Вместо входа на уровни технических коммуникаций он оказался в ловушке, тупике.

Ярость. Вспышка жизненной энергии, давшая силы проломить рукой наспех возведенную кладку.

Спасительный красноватый сумрак технического коридора. Приближающийся звук шагов.

Отверстие, пробитое в стене, замуровавшей тоннель слишком мало для бегства.

Он обернулся, услышав сиплое дыхание за спиной.

Лицо человека, перекошенное гримасой ненависти и страха. Армейский пистолет в дрожащих руках.

— За что? — хрипло спросил Остин, отчетливо понимая, что случится в следующую секунду.

Ответом стал выстрел.

Короткий эмоциональный шок воспоминаний налетел, будто порыв ветра и тут же утих, будто жуткое по своей сути событие прошлого не нашло должного отклика в рассудке, налетело на незримую преграду и… осталось по ту сторону мутного стекла.

Остин удивился тому рассудительному спокойствию, с которым он воспринял внезапное возвращение частицы утраченной памяти.

Все равно я должен туда пойти.

Понимание задачи происходило на подсознательном уровне и обладало большим воздействием на разум, чем память о моменте собственной гибели.

Остин ощущал, как в рассудке стремительно шириться некий процесс обработки данных. Перед «внутренним взором» вновь стали возникать обрывочные, вспышечные образы, но теперь они уже не несли драматизма эмоций.