Доза - [26]

И я знаю, что нет фригидных женщин, нет ни одной женщины, которая самостоятельно не получила бы, ну, хоть один оргазм. Просто мужики импотенты. Ты попробуй, попроси его использовать насадку для члена во время секса, и он взорвётся криками, что у него и так отличный размер. Я ненавижу мужиков.

Эволюция

Сегодня я пришла к такому выводу — эволюция движется в обратном направлении. То есть люди скоро станут обезьянами, а животные, которых мы так старательно пытаемся истребить, дойдут в процессе развития до динозавров.

Сегодня полнолуние, и луна такая яркая! Поэтому огромные мохнатые комары в чёрных шкурках меня не донимают.

Делаешь минет своему любимому, и разные мысли посещают тебя. Во-первых, всякие пошленькие частушки, во-вторых, размышления о политической ситуации в стране; ты пытаешься отвлечься, потому что знаешь, что сегодня тебе ничего не перепадёт — у тебя месячные. А он начинает надрывно стонать. Это тебя, естественно, заводит. Твои мысли: если он начнёт двигать тазом и положит свою маленькую сильную руку тебе на голову, чётко надавливая на неё, ты кончишь. Но как чаще всего бывает у мужчин — он кончает, а ты остаёшься лишь объектом.

Это, конечно, не главное. Главное — то, что «ищущие» девушки любят очень сильно, они дорожат чувствами и берегут доверие. Никакой нелепой эрекции.

Ты сидишь в ванной, потому что тебя сегодня никто никуда не позвал (не пригласил). В ванной «домашней» девочке делать нечего. Она бреет наголо лобок, рассматривает внимательно свой клитор, проводит аккуратно по нему пальчиком. Волна предстоящего экстаза слегка омывает всё её существо. Девочка берёт душевой распылитель и направляет струю воды на свои половые органы, которые кажутся ей очень красивыми и возбуждающими. Пальцами она зажимает струи, вытекающие сбоку, чтобы сосредоточить основной поток воды в центре, из которого он более тяжёлыми каплями попадёт на её клитор. Пальцем другой руки она стимулирует влагалище. Ей не хочется останавливаться. Долгожданный оргазм. И опять куча мыслей. Ты понимаешь всю ничтожность своего «я». Никто не хочет тебя взять и, грубо говоря, оттрахать. Оттрахать жёстко, по-настоящему!

Только что у тебя во рту был нормальный такой член, а теперь ты тупо дрочишь в ванной. Как низко!

Прекрасное одиночество. В нём можно намочить ноги, можно искупаться, можно тонуть. И практически каждый вечер, когда я невольно начинаю ждать возвращения своих светлых мыслей, наступает ночь. Я сижу на балконе, курю дурь, смотрю на деревья. Господи, как же они красивы! Какого чёрта они так красивы! Эти тихие летние ночи — они так одиноки! Листик на дереве не шелохнётся! Мне хочется орать, чтобы разорвать эту гробовую тишину, нарушить это спокойствие.

Но эти ночи ещё и хитрые. Вы думаете, они только летом появляются? А я видела такую ночь зимой, в декабре. В городе, где тоже есть море. Было 4 часа утра, я не спала. Со мной рядом был человек, которого, как мне казалось, я любила. Я подошла к раскрытому окну. Третий этаж — это совсем невысоко. На меня повеяло предрассветной прохладой. Ветерок холодный, а улицы ещё не покинула осень. И опять эти зачаровывающие листья, опять это спокойствие и лёгкий морозный полурассвет. Я подкурила сигарету и подумала, что я рада, что живу так, как живу сейчас. Это было счастьем. Вот как умеют обманывать эти ночи.

Шалу

«На улице шёл проливной дождь. Я помню выражение лица Кирилла, когда он говорил, что торопится: полное равнодушие. Он сливался с этим дождём, он был похож на него. Словно его брат — близнец. Какая жестокость, какая беспощадность. Он раскрыл свой чёрный зонт и пошёл. Я стояла на пороге, в моей голове была лишь одна, ничтожная по своим размерам мысль: как же я хочу броситься за ним в этот дождь, без зонта, в комнатных тапочках, в тонюсеньком халате. Мне плевать. Я готова была броситься за ним в этот проклятый дождь только для того, чтобы хоть на секунду коснуться его руки.

Мелькали огни проезжающих машин. Я вспомнила один из наших с ним вечеров. Мы тогда нюхали амфетамин. Кирилл всегда знал, что мне нужно, точнее сказать, что необходимо для моего перед ним откровения. Он знал как мне больно, но он получал удовольствие только, когда делал мне ещё больнее. И я невольно открыла ему всю себя, рассказала о своих фантазиях. Я хотела, чтобы он меня знал! Всю. Такую, какая я есть. Хотела, чтобы он увидел меня как-то по-особенному. Но ему было не интересно. Он, знаете, расписал в подробностях как он трахал мою старую знакомую. Кирилл говорил, что она отлично сосёт, понимаете? Я просила его, чтобы он меня изнасиловал — не понарошку, а в действительности, а он мне выдаёт такую историю. Я хотела умереть. Я вспомнила эту шлюху, она такая ничтожная, пропитая наркоманка, уродина. И Кирилл давал ей в рот, потому что ему нравилось, как она это делает. Этот красивый член, которым я часами могла бы любоваться, мой любимый член, этот член я возненавидела мгновенно.

Но самый смак боли не в том, о чём я говорю сейчас. Боль имеет несколько свойств. Одно из них — это недостаток её в повседневной жизни. Ты многое терпишь, закрываешь на что-то глаза, игнорируешь. Боль не в том, что я делила Кирилла с этой девкой, и, скорее всего, с другими, о которых я никогда не узнаю; и даже не в том, что я понимаю — у него есть та единственная (как принято говорить). Боль в том, что я не могу представить, с кем из нас всех, этих женщин, которые сходили по нему с ума, с кем из нас он был наиболее откровенен, кого из нас он нежнее целовал. Кого он гладил по волосам? Какая одежда на нём была в эти моменты? Стонал ли он, когда кончал с ними, с ними всеми? Или он вёл себя с нами всеми одинаково? Вот, где прячется настоящая боль».