Дойна о Мариоре - [116]

Трижды четко прострочили автоматы…

Медленно пустела площадь. Мариора, Иляна и Костя подошли к могиле. Мариора держалась за Иляну и ничего не видела кругом — слезы застилали ей глаза. Вот перед ними памятник. Мариоре хотелось упасть, прижаться лицом к земле, которая обняла баде Думитру…

Подошел Андрей. Мариора не видела его, лишь почувствовала, что это он. Андрей встал между ней и Иляной, крепко взял их под руки. Стояли молча.

Наконец Мариора подняла голову. На площади уже открыли движение. Схлынул народ. Теперь Мариора увидела, что дома на площади тоже почти все разрушены; лишь кое-где сиротливо стоят изуродованные стены. Всюду валяется растерянное фашистами снаряжение: в аллее сквера, между акациями, застрял полуобгоревший тягач с прицепленным к нему сзади орудием, на углу площади, зацепившись крылом за уцелевшую стену разрушенного дома, неловко воткнулся в пожарище небольшой самолет с черными пауками на крыльях и на искореженном теле. Въехав на тротуар, так и застыл на нем танк с оторванной гусеницей. И рядом с этим танком, точно погибший с ним в единоборстве, накренившись, распахнув люки, стоял другой, с потускневшей, наверно от огня, красной звездой…

Поодаль, в маленькой уличке, возле уцелевших домов что-то делали люди в военном.

— Саперы. Начали разминировать, — сказал Андрей, заметив Мариорин взгляд.

Едко пахло гарью.

И вдруг где-то очень близко послышался грохот. Мариора вздрогнула, взглянула на Андрея. Тот и сам не понял, в чем дело, вопросительно посмотрел на Костю.

— Стена где-то рухнула, — успокаивающе сказал тот.

А по площади, по другую сторону сквера, все ехали и ехали машины, проходили советские пехотинцы, выглядывали санитары из машин с красными крестами: они пели и так же, как те на улице, улыбались, приветствовали жителей, которые провожали их радостными взглядами, забрасывали цветами.

Вдруг движение прекратилось, и на площадь вышла колонна фашистских солдат. Мариора испуганно взглянула на Андрея и Костю.

— Пленные, — проговорил Андрей, и в голосе его было презрение.

Какие же они были неопрятные, помятые! Расстегнутые кители, у многих оторваны погоны. Смотрят вверх, куда-то мимо развалин, в которые они превратили город, мимо толпы людей, что раздалась и враз стихла, а потом глухо, возмущенно зашумела.

— Совестно им на людей смотреть, — сказал Костя.

Вояки, которых год назад вели завоевывать мир, давно растеряли парадную, разутюженную выправку и теперь под конвоем советских солдат, шаркая ногами в сбитых ботинках, серой колонной проходили через площадь.

Вдруг на плечо Мариоры легла рука. Она обернулась — и замерла, не в силах сказать ни слова. Перед ней в выгоревшей гимнастерке с сержантскими погонами стоял похудевший и повзрослевший Кир. Первое мгновение Мариора смотрела на него, точно думала: сон это или правда? Кир протянул ей руку, но она не видела ее. Порывисто обняв Кира, Мариора уткнулась головой в его пропахшую потом и пылью гимнастерку и громко расплакалась.

— Баде Думитру… здесь… — сквозь слезы выговорила она.

— Знаю… — грустно и устало сказал Кир. Минуту он молча глядел на маленький песчаный холмик, видневшийся из-под груды цветов, потом, тихонько отстранив Мариору, поцеловал Иляну и, повернувшись к Андрею и Косте, крепко пожал им руки.

— Значит, кончили партизанить?

— Да. Дальше с вами пойдем, — просто ответил Андрей.

Еще стоял над развалинами тяжелый запах гари, еще то и дело ухали, падая, стены разрушенных домов и в развалинах копошились люди, может быть, надеясь найти под ними что-то дорогое им, а город, вымытый дождем, высушенный солнцем, сиял особенным, радостным светом. На той улице, по которой Мариора пришла на площадь, над крышей кинотеатра — пустые кварталы позволяли видеть далеко — весело плескался ярко-красный флаг. Мимо сквера, громко смеясь, пробежали дети — девочки в коротеньких платьях, мальчишки в подвернутых штанах. Одна из девочек прижимала к груди большой букет цветов.

ЭПИЛОГ

И снова наступила весна.

Кончался день. Был час, когда в касу Мариоры Стратело приходило солнце. Мариора особенно любила это время. В небольшой касе становилось еще светлее, ярче казались цветы на ковре и полосатые пэретари на лайцах, чище — глиняный пол. Солнечные лучи ложились и на скатерть, делая ее ослепительно белой, и на книги, ровные стопки которых занимали почти половину стола. Это были книги Иляны.

В первую же осень после освобождения Иляна снова стала работать учительницей в Малоуцах, поселилась у Мариоры. В этом же году она поступила на заочное отделение педагогического техникума. Сейчас Иляна училась уже на втором курсе и вечерами много занималась.

Ни одна книжка, которую девушка привозила из города, не оставалась чужой для Мариоры: она просматривала ее или просила Иляну рассказать содержание. Иногда читала сама, но с трудом, а книжки по специальным дисциплинам были еще совсем непонятны Мариоре.

Сегодня Мариора очень устала. На днях в Малоуцы прислали докторшу, совсем молодую, и та сказала, что надо срочно оборудовать медпункт. Мариора предложила устроить его в пустой касе Марфы Стратело. По наследству каса принадлежала ей, но она предпочитала жить в отцовской. Как хорошо будет, если каса тети Марфы станет служить для всех!