Дотянуться до моря - [36]

Когда в 1931-м было принято решение о строительстве в Москве метрополитена, быстро стало ясно, что имеющихся на тот момент рабочих не хватает в разы и начали набирать народ со всей страны. В 33-м дед, которому тогда было 23 года, вдохновленный речами приезжего агитатора, оказался в числе «второй тысячи» этого оргнабора, приехавших в Москву и спустившихся под землю. Способным дед оказался не только к землекопанию, но и ко всем прочим подземным делам, быстро пошел вверх, вступил в комсомол, стал бригадиром одной из лучших бригад на всем Метрострое. Его жена, моя бабка Анна, в Москву попала маленькой девочкой, когда мать ее, моя прабабка, где-то в начале 20-х сбежала от пьющего и страшно бьющего мужа из самого глухого села глухоманного даже по меркам Тверской губернии Весьегонского уезда. В Москве прабабке, с детства знавшей льнопрядение, повезло устроиться на Трехгорную мануфактуру, получить какое-никакое жилье при фабрике, поставить дочку на ноги, отдать в школу. В 1934-м восемнадцатилетняя комсомолка Анна Хорошилова по зову сердца и ВЛКСМ (и против воли матери) пошла на строительство метро, попала в бригаду имени Лазаря Кагановича и сразу же влюбилась в бригадира. И хоть совершенно адские по нынешним временам условия и темпы работы мало располагали не только к делам матримониальным, но и к простому общению между полами, Павел Костренёв тоже не смог устоять перед обаянием молоденькой откатчицы (это слово тогда обозначало не участницу незаконных финансовых схем, получающую «откаты», а рабочую на вагонетке, которыми откатывали грунт от проходки тоннелей). В 1935-м, когда стало ясно, что Анна беременна, они, дисциплинированно испросив разрешения руководства, сыграли комсомольскую свадьбу. Им дали комнату в семейном метростроевском общежитии на Филях, где вскоре появился на свет мой батя Андрей Павлович. Дед Павел работал на Метрострое до самой войны, ушел на фронт добровольцем и погиб в 44-м. Бабушка одна поставила моего отца на ноги и умерла через неделю после его школьного выпускного вечера в 1953-м.

У мамы моей «кость» побелее. Ее отец Илья Петрович Рогожский происходил из до бедности небогатых саратовских мещан, и к моменту начала Первой Мировой закончил первый курс историко-филологическгого факультета местного университета. К тому времени он уже увлекся модным тогда в студенческой среде марксизмом, посещал кружки. Во время одной из сходок Илью вместе с другими «кружкистами» арестовали. Наказывать студентика было особо не за что, но время было военное и церемониться тоже не стали, а «забрили» в солдаты и отправили на фронт. Солдат — ну, чтоб стрелять метко и в атаке «ура» горланить — студент был никакой, но зато образованный, и поэтому попал в штаб 8-й армии генерала Каледина. В составе штаба этого летом 1916-го рядовой Рогожский поучаствовал даже в знаменитом Брусиловском прорыве, где ему довелось-таки и в атаку походить, и даже пострелять. Атакующие действия армии Каледина были в составе операции Юго-Западного фронта наиболее успешными, трепку австриякам задали знатную, и в числе многих отличившихся рядовой Рогожский был награжден солдатским Георгием 4-й степени и повышен в звании до ефрейтора. А когда после февраля 1917-го на фронте вовсю пошли разброд, шатания и большевистская агитация, бывалого уже фронтовика ефрейтора Рогожского произвели в унтер-офицеры и поставили командовать взводом. А в декабре вместе со всем взводом Илья Рогожский без колебаний перешел на сторону большевиков.

В Гражданскую красному командиру Рогожскому досталось повоевать, — и на юге против Деникина, и на востоке против белочехов, и против Врангеля, и много где еще. От отца знаю (а он слышал это от моей бабки), что дед Илья встречался на фронтах с Фрунзе, Тухачевским, Чапаевым. Гражданскую закончил, командуя батальоном, что в соотнесении с воинскими званиями равнялось примерно майору. Как пошла бы жизнь моего деда в мирное время, неизвестно, потому что бабка рассказывала отцу, что тот оставаться в армии не хотел, а думал вернуться в Саратов и закончить образование. Но тут из запроса, пришедшего из Москвы, выяснилось, что молодой рабоче-крестьянской красной армии для увековечивания подвигов и побед требуются новые, свои, проверенные военные историки. Вспомнив, что красный командир Рогожский когда-то учился на вполне подходящем факультете, ему сделали соответствующее предложение. Приказ-не приказ, но Илья Рогожский счел за лучшее не отказываться. Его направили в Москву в распоряжение Главного штаба РККА, который тогда возглавлял Павел Лебедев. При встрече быстро выяснилось, что оба военных — солдат Рогожский и уже тогда генерал Лебедев — вместе воевали на Юго-Западном во время Брусиловского прорыва. Братские чувства однополчан определенно очень сильны, думаю, не обошлось без взаимной симпатии и в этом случае. Как бы то ни было, по специальному ордеру Главштаба РККА Илью без экзаменов зачислили на третий курс исторического факультета МГУ с заданием окончить курс за два года. Дополнительно после основных занятий штудируя в библиотеке университета книги из огромного — более трехсот названий — списка специальной литературы по военной истории, стратегии и тактике войн и сражений, уделяя сну не более пяти часов в сутки, Илья прошел курс за полтора. Основные экзамены он сдал на общих основаниях — все на отлично, а для проверки его знаний в «специальной» области была создана отдельная экзаменационная комиссия из пяти человек во главе с известнейшим тогда военным историком Зайончковским. Своими знаниями Илья поразил всех, а после экзамена Зайончковский не удержался и обнял молодого коллегу. Так в неполные тридцать мой дед стал (по-старому) полковником и получил место преподавателя в Военной академии РККА.