Досужие размышления досужего человека - [6]

А как прекрасна была ваша богиня, восхитительно прекрасна! Будто ангел небесный, она входила в комнату, и все вокруг меркло, казалось слишком земным и обыденным. Прикосновение к ней было бы святотатством, даже просто смотреть на нее граничило с бесстыдством. Мысль о поцелуе так же невозможна, как распевание насмешливых песенок в соборе. Довольно и того, что вы преклонили колени и робко поднесли к губам изящную ручку.

Ах, эти безумные дни, сумасбродные дни, когда мы были бескорыстны и чисты в помыслах! Наивные дни, когда наши бесхитростные сердца были полны истиной, верой и благоговением! Нас переполняли благородные стремления и благие желания! А теперь мы поумнели и помудрели, мы знаем, что единственное, к чему следует стремиться, — это деньги, мы не верим ни во что, кроме подлости и лжи, и нам нет дела ни до кого, кроме самих себя!

© Перевод О. Василенко

О хандре

Меланхолия бывает мне приятна, и беспросветная тоска таит в себе немало удовольствия, но никому не нравится приступ хандры. Тем не менее время от времени уныние охватывает каждого, и никто не знает почему. Приступ хандры объяснению не поддается. Вы с равной вероятностью можете захандрить как на следующий день после получения большого наследства, так и после потери нового роскошного зонтика. Упадок духа действует примерно как зубная боль, несварение желудка и насморк, вместе взятые. Вы теряете ясность рассудка, не можете найти себе места и вспыхиваете по малейшему поводу и без; вы грубите незнакомцам и агрессивно бросаетесь на друзей; вы неуклюжи, плаксивы и вздорны; вы сплошная неприятность для себя и всех окружающих.

Пока длится приступ хандры, вы не в состоянии что-либо делать и о чем-либо думать, хотя убеждены, что от вас непременно требуются какие-то действия. Вы не можете усидеть на месте, поэтому надеваете шляпу и идете гулять, однако, едва сделав несколько шагов по улице, уже жалеете, что не остались дома, и поворачиваете обратно. Вы открываете книгу в надежде что-нибудь почитать, но Шекспир кажется вам банальным и пошлым, Диккенс — скучным и затянутым, Теккерей — занудным, а Карлейль — слишком сентиментальным. Отбросив книгу, вы высказываете все, что думаете об авторе, затем выгоняете кошку из комнаты и захлопываете дверь. Решив посвятить время написанию писем, вы начинаете: «Дорогая тетушка, у меня нашлось немного свободного времени, и я поспешил взяться за перо», — проводите четверть часа, тщетно пытаясь придумать следующую фразу, в конце концов запихиваете бумагу в стол, бросаете перо, брызгая чернилами на скатерть, и встаете с намерением нанести визит Томпсонам. Уже надевая перчатки, вы вспоминаете, что Томпсоны полные идиоты и никогда не ужинают и что вам придется развлекать их младенца. Призвав проклятия на головы Томпсонов, вы решаете никуда не ходить.

Теперь тоска становится беспросветной. Закрыв лицо руками, вы думаете, как сладко было бы умереть и отправиться на небеса. В своем воображении вы видите, как лежите на смертном одре, а вокруг, заливаясь слезами, стоят друзья и родственники. Вы благословляете их всех, особенно молодых и симпатичных. Теперь-то они оценят вас по достоинству и слишком поздно поймут, что́ утратили с вашей смертью. Вы с горечью сравниваете будущее почтение с полным отсутствием оного в настоящем.

От этих мыслей вам становится немного легче, но ненадолго, ибо в следующее мгновение вам приходит в голову, что вы просто кретин, если думаете, будто кому-то есть до вас дело. Кто испытает хотя бы два грана сочувствия (не важно, сколько именно сочувствия вмещается в один гран), если вас повесят или разорвут на кусочки, или если вы женитесь или утонете? Да никто и глазом не моргнет. Вас никогда не ценили по достоинству, вам никогда не воздавали должного. Вы вспоминаете всю свою жизнь, и горькая правда становится очевидной: с вами дурно обращались с самой колыбели.

Полчаса, проведенных за подобными размышлениями, приводят вас в дикую ярость, и вы готовы наброситься на всё и вся, в первую очередь на самого себя, и лишь, так сказать, анатомические особенности не позволяют вам дать себе хорошего пинка. В конце концов приходит время ложиться спать, что спасает вас от необдуманных поступков, и вы сломя голову несетесь вверх по лестнице, стягиваете одежду, разбрасывая ее по комнате, задуваете свечу и прыгаете в постель — все это с такой скоростью, точно заключили пари со временем на огромную сумму. Пару часов вы проводите, беспокойно ворочаясь с боку на бок, то снимая с себя одежду, то вновь надевая. Мало-помалу вы проваливаетесь в тревожный сон, полный кошмаров, и на следующее утро просыпаетесь поздно.

Во всяком случае, это все, чем мы, несчастные холостяки, можем заняться в приступе хандры. Семейные мужчины тиранят жен, ворчат за ужином и отправляют детей спать. Все перечисленное, непременно создавая кутерьму в доме, значительно облегчает самочувствие хандрящего, ибо ссоры — единственное развлечение, которое вызывает у него интерес.

Симптомы этого заболевания у всех примерно одинаковы, но сам недуг называется по-разному. Поэт скажет, что «печаль овладела его душой». Простой парень Гарри, испытывая непонятные сердечные муки, признается приятелю Джимми, что его «тоска заела». Ваша сестра не знает, что это на нее нашло. Ей как-то совсем не по себе, и она надеется, что ничего дурного не случится. Обычный юноша встретит вас словами «ужасно рад тебя видеть, старина», потому что ему «как-то жутко тоскливо сегодня вечером». Лично я, как правило, говорю, что «мне сегодня почему-то не по себе» и «пожалуй, я прогуляюсь вечерком».