Досужие размышления досужего человека - [134]

Но вероятно, самой дерзкой мечтой герра Вагнера и его самой большой надеждой было то, что оперные певцы, расположенные группами хористы в конце концов удовлетворят жажду публики любоваться наилучшей скульптурой. Я не очень уверен в том, что публика любит скульптуру. Не знаю, приходила ли такая мысль анархистам, но если бы мне пришлось организовывать тайную встречу с нечестивыми целями, я бы пригласил своих товарищей в местный музей, в отделение скульптуры. Не могу придумать другого такого места, где нам не угрожали бы любопытные глаза и подслушивающие уши. Хотя, конечно, некоторые избранные ценят скульптуру, и я склонен думать, что они не отучатся от этой страсти, созерцая оперных певцов и певиц в причудливых костюмах.

И даже если тенор будет отвечать нашему идеальному представлению об Аполлоне, а сопрано походить на сильфиду, как обещает либретто, даже тогда я буду сомневаться, что настоящий ценитель согласится считать стандартный оперный хор дешевой и приятной заменой барельефам мраморов Элгина. Главное, что требуется от оперных хористов, — это опыт. Дирижеру хора не нужны молодые, легкомысленные хористы. Серьезные, почтенные, старательные леди и джентльмены, разбирающиеся в музыке, — вот его идеал.

Больше всего в хоре меня восхищает единство. Вся деревня одевается одинаково. В грешных и суетных деревнях существует соперничество, ведущее к ревности и зависти. Скажем, одна леди появляется на празднике в соблазнительном голубом наряде и завоевывает все мужские сердца. На следующем празднике соперница затмевает ее зеленой шляпкой. В оперной деревне девушки, должно быть, заранее встречаются, чтобы все это решить. Вероятно, созывается общее собрание.

«Всем вам будет приятно услышать, что венчание дорогого графа назначено на одиннадцать утра четырнадцатого числа, — объявляет председательница. — Все жители деревни собираются в десять тридцать, дожидаются возвращения свадебного кортежа из церкви и приносят свои поздравления. Замужние дамы, разумеется, приходят в сопровождении мужей. Каждая незамужняя дама должна привести с собой мужчину ростом с себя. К счастью, число мужчин в нашей деревне равно числу женщин, так что картина испорчена не будет. Дети сами собираются в отдельную группу и располагаются живописно. Думается, целесообразнее всего, — продолжает председательница, — встретить дорогого графа и его невесту где-нибудь неподалеку от местной пивной. Дамы надевают наряд, состоящий из короткой розовой юбки до колен, украшенной цветочными фестонами, и болеро из розовато-лилового шелка, без рукавов, с декольте. Туфли желтого атласа, чулки телесного цвета. Дамы на переднем плане надевают жемчужные ожерелья, а на голову — простое украшение из изумрудов. Слава Богу, мы все можем себе это позволить, а если погода продержится и не случится ничего неожиданного — его нельзя назвать везунчиком, нашего графа, так что лучше быть готовыми к любым случайностям, — ну, думаю, мы можем рассчитывать на действительно славный день».

Это невозможно осуществить, герр Вагнер, поверьте мне. Нельзя заменить музыкальной драмой все остальные виды искусства. Мудрый композитор должен поставить себе целью заставить нас, слушая музыку, забыть обо всех прочих актерских ухищрениях.

© Перевод И. Зыриной

Бремя белого человека! Должно ли оно быть таким тяжелым?

До чего дивная прогулка — пройтись солнечным летним утром из Гааги до Хейс-тен-Босх, «маленького лесного домика», построенного для принцессы Амелии, вдовы штатгальтера Фредерика-Генриха, при чьем правлении Голландия наконец сумела избавиться от рабской зависимости своим врагам и вступить в обещанное царство свободы. Оставив позади тихие улицы, обрамленные деревьями каналы с их жутковатыми баржами, проходишь сквозь приятный парк, где вокруг тебя толпятся олени с кроткими глазами, оскорбленные и негодующие, если у тебя в карманах ничего для них нет, даже кусочка сахара. Дело не в том, что они алчные, — их ранит недостаток внимания. «Я-то думал, он джентльмен, — словно говорят они один другому, если оглянуться, — внешне похож на джентльмена».

Их кроткие глаза преследуют тебя, и уж в следующий раз ни за что не забудешь. Парк переходит в лес; ты идешь по извилистым тропинкам и доходишь до ухоженного голландского сада, окруженного рвом, а в центре сада стоит чопорная старомодная вилла, которая простому голландцу представляется дворцом. Консьерж, старый солдат, низко кланяется тебе и знакомит со своей женой — величественной седовласой дамой, которая немного говорит на большинстве известных языков, когда речь идет о том, что находится внутри и имеет отношение к крохотному лесному дворцу. Ее умение поддерживать разговор не распространяется на вещи, находящиеся снаружи, за пределами леса: очевидно, такие мелочи ее не интересуют.

Она проводит вас в Китайскую комнату. Солнце струится в окна, освещая изумительных позолоченных драконов, что дерзкими рельефами выступают из отполированных до блеска лакированных поверхностей, украшая светом и тенью изящные шелковые вышивки, над которыми с бесконечным терпением трудились тонкие изящные руки. Стены увешаны рисовой бумагой с изображениями обычных сцен обычной китайской жизни.