Досужие размышления досужего человека - [10]

Мне бы также хотелось знать, что за таинственный закон природы непременно заставляет какого-нибудь прохожего на глазах у всех спросить у вас время через полчаса после того, как вы оставили часы «на ремонт в мастерской». Почему-то никому и в голову не приходит обращаться к вам с этим вопросом, когда часы при вас.

Почтенные леди и джентльмены преклонных лет, не имеющие понятия о стесненных обстоятельствах, — надеюсь, им никогда не придется узнать, что это такое, храни Господь их седые головы, — смотрят на ломбард как на последнюю ступень деградации. Однако те, кто лучше знаком с предметом нашего разговора (и мои читатели наверняка сами это заметили), подобно мальчику, мечтавшему отправиться на небеса, часто удивлены, встречая там многих людей, которых никогда не ожидали там увидеть. Лично я считаю, что человек, идущий в ломбард, более независим, чем тот, кто просит взаймы у друзей, и стараюсь привить эту мысль тем из моих знакомых, кто склонен «одолжить пару фунтов до послезавтра». Однако не все со мной соглашаются. Один из моих знакомых как-то заметил, что в принципе против ссуд. Я думаю, что он был бы ближе к истине, если бы сказал, что он против взимания процента: двадцать пять процентов и в самом деле немалая сумма.

Кошелек бывает тощим в разной степени. Все мы живем в более или менее стесненных обстоятельствах — большинство из нас в более. Кому-то не хватает тысячи фунтов, а кому-то — шиллинга. В данный момент лично мне не хватает пятерки. Она нужна мне на день-другой, и я наверняка верну ее не позднее чем через неделю; если некая леди или джентльмен среди моих читателей великодушно одолжат мне требуемую сумму, то моя благодарность будет безмерна. Вы могли бы послать мне банкноту на адрес господ Фильда и Тьюера, только не забудьте как следует заклеить конверт. В качестве гарантии я предоставлю вам долговую расписку.

© Перевод О. Василенко

О суете и тщеславии

Все суета, все люди суетны и тщеславны. Ужасно тщеславны женщины. Мужчины — тоже, даже больше, если это возможно. Тщеславны и дети. Да, да, дети особенно тщеславны.

В эту самую минуту одна маленькая девочка изо всех сил колотит меня по ногам. Она хочет знать мое мнение о ее новых туфельках. Говоря чистосердечно, я от них не в восторге. Им недостает симметрии, изящества, они на редкость неуклюжи (кроме того, мне кажется, что на правую ножку ей надели левую туфельку, и наоборот).

Но обо всем этом я умалчиваю. Она ждет от меня не критики, а лести, и вот я начинаю расхваливать ее обновку с прямо-таки унизительным многословием. Иначе этот избалованный ангелочек не успокоится.

Однажды я попробовал поговорить с ней искренне, напрямик, но попытка кончилась провалом. Ее заинтересовало, что я вообще думаю о ней и о ее поведении. Вопрос был поставлен следующим образом:

— Я холосая девоцка, дядя? Ты меня любис?

Я счел это подходящим случаем, чтобы сделать несколько назидательных замечаний по поводу ее нравственных достижений последнего времени, и сказал, что я ею недоволен. Я напомнил ей события, которые произошли не далее как этим утром, и предоставил ей самой решить, может ли мне, доброму, но рассудительному дяде, нравиться девочка, которая в пять часов подняла на ноги весь дом, в семь часов опрокинула кувшин с водой и сама покатилась вслед за ним по лестнице, в восемь часов сунула кошку в ванну, а в девять часов тридцать пять минут уселась на шляпу своего родного отца.

Как, по-вашему, она ответила мне? Поблагодарила меня за откровенность? Задумалась над моими словами, решив отныне запечатлеть их в своем сердце и вести более достойный и благородный образ жизни?

Ничего подобного — она разревелась.

Более того, она перешла в наступление:

— Злой дядя, бяка, гадкий! Скажу на тебя маме!

И она в самом деле пожаловалась своей маме.

С тех пор, когда она интересуется моим мнением, я не выдаю своих истинных чувств, предпочитая выражать безграничное восхищение всеми поступками этой молодой особы, какой бы оценки они ни заслуживали. Тогда она одобрительно кивает головой и семенит прочь, чтобы похвастать моим отзывом о ней перед всеми остальными членами семьи.

По-видимому, этот отзыв служит ей юридическим основанием для корыстных притязаний; по крайней мере до меня неоднократно доносились заявления вроде:

— Дядя сказал, я холосая девоцка, мне надо два пеценья.

И вот она расхаживает, восторженно разглядывая носки своих туфель и бормоча, что они «холосенькие». Посмотрите на нее — всего два фута и десять дюймов, а сколько в ней тщеславия и чванства, не говоря об остальных недостатках!

Все дети на один лад. Помню, как однажды, в солнечный день, я сидел в лондонском пригороде, в садике возле дома. Вдруг откуда-то сверху, из соседнего дома, до меня донесся пронзительный, пискливый голосок. Обращаясь к какому-то невидимому существу, находившемуся где-то поблизости, голосок утверждал:

— Бабушка, смотри, какой я хорошенький! Я надел штаны Боба, слышишь, бабушка!

Да что люди! Животные и те тщеславны. На днях я видел большого ньюфаундлендского пса. Он сидел перед зеркалом у входа в магазин на Риджентс-серкус и разглядывал себя с таким блаженным самодовольством, какое мне случалось наблюдать только на собраниях приходского совета.