Доступ к телу - [3]

С отцом Арсений изменял тон на дружелюбно-покровительственный. Словно сам был родителем, а не наоборот.

– Не утрудняйся, дружок.

– Карманные деньги нужны?

Александр Ильич отрицательно мотнул головой:

– Ты же мне в понедельник выдал пятнадцать тысяч…

– Они еще целы?

– Только две истратил. Купил на неделю фруктов для Фони и Норы. Так что все в порядке, – отчитался отец, и сын опять заметил в его лице нечто рассеянное.

Вообще сегодня Бородин-старший действительно выглядел не совсем обычно. Что-то таинственное и торжественное таилось в его облике. Александр Ильич словно ушел в себя и отгородился от близких невидимым стеклом. Подобное с ним случалось и раньше, но не до такой степени.

– Как знаешь, – повторил Арсений и пошел к двери.

Александр Ильич что-то промычал вслед, старательно ополоснул лицо, погляделся в зеркало и, даже было, потянулся к французскому одеколону. Флакон он получил в подарок от жены в День Ангела. Средства на дорогой парфюм Марии Николаевне, конечно, выдал Арсений. На профессорскую зарплату, которую Бородин до копейки отдавал жене, такого парфюма не купишь. Подарок уже три месяца оставался запечатанным. В институте ученый поддерживал постоянный контакт со своеобразной супружеской четой, а им запах одеколона мог и не понравиться. Решил и сегодня воздержаться.

Вернувшись в спальню, натянул белоснежную сорочку и набросил на шею галстук. В столь официальном наряде супруг на работу отправлялся крайне редко. Мария Николаевна, заметив, что у него с галстуком получается плохо, пришла на помощь:

– К обеду ждать?

– Нет, Машенька. Не жди. И вообще, сегодня на меня не рассчитывай, могу и припоздниться.

Она проводила его до прихожей, и лишь когда муж нагнулся обуваться, заметила, что один носок у него коричневый, а другой синий.

– Хочешь, чтобы снова вся лаборатория над тобой смеялась?

– Ой, Машенька… Опять перепутал.

Она принесла ему другую пару носок и уже в дверях перекрестила. Она всегда крестила на дорогу мужа и сына. Захлопнув за ним парадное, побежала на балкон. Через несколько минут Александр Ильич появился во дворе.

– Будешь переходить улицу, смотри на светофор! – крикнула она, сложив ладони «рупором».

Он поднял голову и помахал ей рукой. Женщина поняла, что муж ее слышал, но дошел ли до него смысл ее слов, понять не смогла. Вернулась в столовую убирать посуду в машину. Телевизор продолжал бубнить: «… Предприниматель Альберт Нуткин скончался на месте. Это уже третье убийство в отрасли минеральных удобрений… бархатные ручки сохранят вам молодость. Заботьтесь о себе».

* * *

Опеку жены Александр Ильич воспринимал как нечто неизбежное. За годы, прожитые вместе, к опеке привык. Не мог привыкнуть к ее старению – Машу теперь чаще величали Марией Николаевной. Он женился рано и больше об этом не думал. Вроде анекдота про алкоголиков – утром принял стакан и весь день свободен. У него так с женой. Обзавелся ею на первом курсе, и женщина всю жизнь под боком. Можно не тратить силы на всю эту любовную чушь. Времени у человека мало, особенно когда он занят наукой. Сначала долго учишься, потом пытаешься делать все наоборот, иначе откроешь закон Ньютона… вторично. Знакомые мужчины иногда спрашивали, как он сумел сохранить супружескую верность столько лет. Он считал их придурками. Александр Ильич не хранил верность, он работал. Для него это куда интереснее, чем менять плоть, окружающую половые органы прелестниц. Вот его сын меняет, оттого не женится. Про сына он думал так: «Они теперь другие. Женщина для них атрибут из набора престижных вещиц. Желательно блондинка, обязательны длинные ноги и голливудский оскал. Такую куклу водят рядом, как живой охотничий трофей. И еще важно, чтобы она молчала и все время улыбалась. Они и улыбаются, пока им платят. Но не приведи Господь попасть с такой зверушкой в переделку – сожрет с костями». Все это Бородин-старший вывел для себя давно. И сегодня, шагая по улице, о семье думал меньше всего. Сегодня особый день в его жизни.

– Куда прешь, мудак херов. – ууслышал он после визга тормозов.

Все же не заметил светофора и перешел улицу на красный. За это и получил брань водителя.

– Извините, любезный – ответил ученый, ускоряя шаг.

В институт ворвался бурей. Лифт почему-то сам остановился на третьем и подниматься выше не желал. Бородин знал – вещи его не любят, и два лестничных пролета преодолел махом. Вот и его лаборатория. Здесь и находился его настоящий дом. Ни итальянской мебели, ни немецкого фарфора. Столы вечно завалены журналами. На них неделями немытые чашки. Свежий чай наливают в остатки старого. Кофе он в лаборатории запретил. Не признавал растворимого, а варить настоящий долго. Пепельницы, забитые окурками, опорожнялись редко. Обычно тишина, нарушаемая зудом процессоров. И еще теснота. Неосторожно заденешь полку, бумаги летят на пол. Кабинетов много, а места нет. Бородина теснота не удручала – так и должно быть. Просторно только в вольерах «семьи». Но там особый запах. Бороться с ним бесполезно – это царство Норы и Фони. И только одно помещение всегда стерильно и в образцовом порядке – его «операционная». Белая комната с лазерной установкой. Ее Бородин изобрел сам. Рядом на штативе телевизионная камера. В операционную входить без него не разрешалось.