Достигая Прозрения - [4]

Рафхат исполнил свой долг. Он уничтожил цель. Префект мертв. А вместе с ним скоро умрет и все это жабье сопротивление. Хотя… Кто знает, ведь и ронги уже не те, что раньше. Долгие годы войны закалили и многому обучили их.

И он почти совершил чудо – вырвался из окружения. Вырвался! И вот он здесь, один, без гидрокостюма и хоть какой-нибудь надежды на будущее.

Оставалось лишь гадать, кто доберется до него раньше: хищники, которыми кишат местные болота, или ронги. Хотя… скорее всего, его убьет влага, когда его тело раздует настолько, что просто разорвет на части.

Ронг явственно различал тонкие оттенки запахов, доносившихся с разных сторон. Вот сладковатым потянуло слева – там должно быть небольшой сернистый гейзер. Эх! Броситься бы туда, нырнуть в самую глубину и упиваться негой, что дарят сероводородные испарения, забыв обо всем на свете. Но приходилось довольствоваться малым – с блаженством погружаться в теплую, чуть скользкую от кишащей в ней жизни, воду.

Прямо под ногой шмыгнуло что-то покрупнее. Голодный спазм сжал оба желудка ронга. И одно единственное желание завладело им – схватить хрустящего репинута и насладиться его сладкой, истекающей соком мякотью. Особенно вкусны молодые, у которых панцирь еще нежный, отдающий жгучей пряностью.

В тот же миг его рука, сама собой нырнула в воду. На несколько секунд зрение смешалось, словно свежие краски болота внезапно заволокло мутной пеленой, в которой мелькал извивающийся сегментарный хвост. И вот рука победоносно вынырнула с добычей.

В тихий болотный хор ворвался новый голос. Репинут пронзительно кричал. Он крутился и выворачивался, сегменты его хитинового панциря, вибрируя, терлись друг от друга, оттого и рождался переливчатый визг.

Этот звук нашел отклик в душе ронга. Люм торжествовал, забыв обо всем на свете. Он раскрыл грудные пластины, и из груди вырвалась песнь. Сколько мощи было в ее первобытных звуках! Столетия назад любая женщина отдалась бы ему за один только этот крик. Как жаль, что все меняется.

Он с хрустом откусил сразу половину репинута. Остатки добычи еще извивались в его руке, а желудок уже благодарил хозяина радостным урчаньем. Голод чуть утих, разум прояснился. Он стоял, наслаждаясь теплом, что разливалось по всему телу. А запахи стали явственней, словно проснувшийся внутри него охотник, куда лучше различал их.

К знакомым, таким родным запахам болота примешивались и чужие. Ненавистные. Талрак! Он рядом. Или был рядом.

Ронг сжал покрепче свой устаревший, но надежный и безотказный плазмолуч. Вторую руку он поднял повыше, вращая вокруг себя, и пошагал дальше. Зрительные рецепторы на руках – очень удобная штука. Он видел все вокруг. Но присутствие врага выдавал пока только запах. Запах и чуть пожухлые, примятые листья папоротника впереди.

Проклятые талраки! Само их существование – оскорбление любой жизни. И жизни этого мира – особенно. Все, чего бы не касались их презренные тела – умирало, постепенно, по капле теряя влагу. Даже здесь, в этом чудесном мире, они оставались жалкими песчаными червями, впитывающими, всасывающими, ворующими каждую каплю жизни, что встречалась на их пути.

Люм пошел дальше. С каждым шагом все явственнее чувствовался запах – едкий, кислый, словно удушающий. Теперь он не собьется со следа, даже если ослепнет.

***

Рафхат равнодушно смотрел, как прямо на глазах, едва заметно, но неумолимо расползаются края его ран. Он больше ни на что не надеялся. Скорее бы… Боль становилась невыносимой, и он хотел лишь, чтобы это закончилось. Рафхат не позволял сомнениям омрачить свои последние минуты. Он солдат, и он выполнил свой долг. Так умирать спокойнее… По крайней мере, больше не придется терзаться вопросами, на которые страшно получить ответ.

Неподалеку раздался короткий визг, потонувший в свирепом хрюканье, срывавшемся в вой, переходивший в ультразвук. Талрак, не задумываясь, вскочил с подстилки из папоротника. Инстинкты, независимо от разума, еще жили в измученном теле.

Он был готов умереть как воин – от ран, но отказывался безропотно сдаться болотными отродьями. Быть сожранным, словно какая-нибудь безмозглая тварь.

Рафхат проверил состояние оружия и сделал несколько шагов прочь от вопящего поблизости животного.

Нет! Он пришел сюда покорить эту планету. И не важно, было ли это ошибкой, без боя он не сдастся. Он чувствовал, как с каждым шагом на его ногах появляются все новые и новые трещины. Казалось, кожа уже слезает с него лохмотьями. А может, она давно уже слезла, может, это собственное тело он срезал ножом, а не остатки гидрокостюма. Боль затуманила разум. Талрак уже не понимал, где реальность, где воспоминания, а где бред. Он упал, и сил подняться не было. Лишь ритмичные всплески под ногами охотника доходили до его сознания, не подвергаясь сомнениям. Опасность совсем близко!

Но даже теперь он не был готов сдаться. Рафхат не мог идти, но руки еще сжимали оружие. Он рухнул в слизистую жижу, пытаясь погрузиться в нее целиком. Болото радостно приняло его, засасывая все глубже и глубже. Это было отвратительно, но, как ни странно, стало чуть легче. Он словно онемел изнутри, а прохладная вода унимала боль ран, смывая разъедающие соки его тела.