Достаточно нажать на кнопку - [2]

Итак, во время войны я служил ординарцем в Поле. И в одной из комнат наверху стоял большой стол с планом порта. На этом плане были отмечены мины, и над каждой миной располагалась кнопка, при нажатии на которую срабатывал электрический контакт. А под потолком была установлена своего рода камера-обскура, которая отбрасывала на стол изображение порта, живую картинку: на ней было видно все, что происходит снаружи, — работающие краны, прибывающие и отходящие корабли, — причем все очень мелко, настолько мелко, что было четко видно, когда корабль оказывался над миной. Я не подходил к столу, я боялся. И всегда восхищался офицером — тем, что у него никогда не чесались руки, никогда не появлялось искушения нажать на кнопку и увидеть, как все взлетает на воздух: корабль, груз, капитан. Дьявольское изобретение этот стол! Не нужно целиться, достаточно нажать па кнопку — и готово! И однажды я-таки нажал на кнопку. Но не в Поле, нет. Гораздо позднее, в Будапеште. Впрочем, давай все но порядку.

После войны, как ты знаешь, я женился на дочери гофрата: девушка из первоклассной семьи, очень образованная — я мог часами слушать, как она обсуждает с доктором Келети самые разные проблемы — ренессанс, атавизм, коммунизм; я чувствовал себя полным ничтожеством, меня это очень задевало, и тогда жена мне сказала: тебе нужно по вечерам ходить на лекции, выбираться в оперу и драм-театр. Почему бы и нет? Итак, для начала в оперу, каждый вечер; затем драмы Шекспира и пьесы Мольнара, трио и камерная музыка Бетховена и, наконец, лекции в доме народного образования и в научно-просветительном клубе. Ты не поверишь, но я несколько лет подряд, в любую погоду работал над своим образованием, а жена только и твердила: нельзя останавливаться на полпути. Поверь, я сам почувствовал, что стал совсем другим человеком, я уже прекрасно ориентировался в большинстве предметов. И тогда я стал чаще оставаться дома, наслаждался заслуженным покоем, слушал и даже принимал участие в беседах. Как-то раз речь зашла об индийской философии — астральное тело, переселение душ, материализация, — и я поинтересовался, что же это за штука такая, материализация; этот термин я услышал впервые. «Вот видишь, — сказала мне жена, — у тебя еще есть пробелы, тебе еще нужно учиться и учиться. Оккультизм тоже относится к образованию». И следующим вечером она отправила меня в Офен, на одну виллу, дав вместо рекомендательного письма визитную карточку своего отца, гофрата, поскольку там собиралось самое изысканное общество — частный кружок, устраивавший оккультные сеансы.

Четырнадцать персон, в том числе два профессора, и еще медиум, пожилая дама. Не могу сказать, что хозяин дома принял нас на широкую ногу. Каждому по чашке чая — вот и все угощение. Да, верно, еще там играл граммофон. А потом началась программа.

Сперва так называемый «раппорт»[4]. Один из гостей, офицер, попросил медиума доставить письмо, которое он запер в ящике конторки у себя дома. Пожалуйста — и минуту спустя письмо лежало перед нами на столе. Не знаю, действительно ли это было письмо из ящика конторки; я не видел, как оно очутилось на столе, — в комнате было довольно темно. Наверное, фокус? До этого я часто видел подобные трюки в варьете, но там они делаются с юмором и называются развлечением, а здесь они называли это образованием. Ну да ладно. Затем мы увидели, как предметы сами поднимаются в воздух, — еще один фокус! И, наконец, пришла очередь духов.

Да, именно духов. Они появлялись по ту сторону занавеса, образуясь из некой массы, из экто… совершенно верно, эктоплазмы. Сперва Юлий Цезарь, с гладко выбритым лицом. Странно, я всегда представлял себе Юлия Цезаря усачом — ты тоже? А он оказался гладко выбритым. Что он сказал, я не знаю, так как говорил он на латыни; это что — выходит, латынь тоже относится к образованию? Ну, я понимаю, английский там, французский, румынский куда ни шло — иногда и он может пригодиться, — но с кем, простите, я буду разговаривать на латыни? Один из профессоров пытался, но Юлий Цезарь его не понял. После него появилась какая-то женщина, которая танцевала. Не знаю, но, по-моему, я бы станцевал гораздо лучше. Впрочем, она почти тут же и исчезла — наверное, потому, что никто не выказал особого восторга. Внезапно один из гостей воскликнул: «Да это же моя тетя Роза, я узнал ее! Роза! Тетя Роза!» Ну и что особенного? У каждого человека есть своя тетя Роза. Что касается этой тети Розы, то она была высока, худощава и состояла все из той же эктоплазмы. Она говорила с ним об оставшемся после нее фарфоровом сервизе, который должен был достаться не ему, а его сестре. Он же, как следовало из ее слов, присвоил себе этот сервиз. Затем тетя Роза исчезла, зажегся свет, одна из дам принялась массировать медиуму лицо, а хозяин дома подошел ко мне и сказал:

— Похоже, вы не очень-то поверили тому, что здесь увидели. Вы у нас впервые, и мне важно вас убедить.

Тут он меня назвал… постой, дай бог памяти… ага, он назвал меня «сомневающимся элементом».

— Итак, если вы по-прежнему сомневаетесь, — сказал он, — извольте сами назвать имя любого умершего, и, быть может, он явится. Условия сегодня благоприятны как никогда.