Досье «ОДЕССА» - [53]

Лежащий посреди красивейшей части ФРГ, прозванной Баварской Швейцарией, маленький городок Байройт может похвастаться только одним – ежегодным фестивалем музыки Вагнера. В прежние времена жители с гордостью принимали у себя нацистскую верхушку, исправно приезжавшую на фестиваль вместе с Гитлером, большим любителем Вагнера, почти в полном составе.

Но сейчас, в январе, город мирно спал под снегом, отдыхая после новогодних празднеств. Коттедж Альфреда Остера стоял в тихом переулке на окраине города. Перед домом не было ни одной машины.

Бывший офицер СС уже ждал гостей. Это был высокий грубовато-добродушный мужчина с голубыми глазами и рыжими пушистыми волосами на макушке. Несмотря на зиму, его лицо покрывал загар, каким обладают люди, проводящие много времени в горах на солнце и чистом воздухе.

Мотти представил Миллера и передал ему письмо от Леона. Баварец прочел его и кивнул, бросив на Миллера проницательный взгляд.

– Что ж, попытка не пытка, – сказал он. – Сколько я могу с ним работать?

– Еще не известно, – ответил Мотти. – Очевидно, до тех пор, пока вы его не подготовите. К тому же нам нужно найти ему новое имя. В общем, мы дадим вам знать.

Вскоре Мотти ушел. Остер провел Миллера в гостиную и, прежде чем включить свет, задернул шторы.

– Итак, вы хотите перевоплотиться в бывшего эсэсовца? – спросил он, не оборачиваясь.

Миллер ответил утвердительно. Остер повернулся к нему лицом.

– Тогда начнем с главного. Не знаю, где вы получали военную специальность, но думаю, что это было в разболтанной слюнявой конторе для сосунков, именующей себя бундесвером. Так зарубите себе на носу: подразделение бундесвера продержалось бы против отборной американской, английской или советской части не больше десяти секунд. А служивший в войсках СС мог в одиночку расправиться с пятью солдатами любой союзной армии. Это во-первых. А во-вторых, эсэсовцы были самыми выносливыми, наилучшим образом обученными, дисциплинированными, сметливыми солдатами всех времен и народов. Этого у них не отнять. Так что тебе, Миллер, придется многому научиться. Пока живешь у меня, порядок будет такой: когда я вхожу в комнату, ты должен вскакивать по стойке «смирно». Именно вскакивать. Когда я прохожу мимо, ты обязан щелкать каблуками и оставаться вытянутым в струнку, пока я не отойду на пять шагов. В ответ на мои приказания ты должен говорить: «Яволь, герр гауптштурмфюрер», – а если я позову тебя, ты должен явиться и сказать: «Цю бефель, герр гауптштурмфюрер». Понятно?

Миллер изумленно кивнул.

– Пятки вместе! – заорал вдруг Остер. – Чтоб щелкнули каблуки! – И добавил смягчившись: – У нас мало времени, так что начнем немедленно. До ужина нужно пройти названия чинов, соответствующие им обращения и знаки отличия всех чинов в СС. Потом мы разберемся в видах военной формы и чинах СС, разнице в знаках их отличия, я расскажу, когда надевалась парадная форма, полная, маршевая или полевая. Потом преподам полный курс политико-идеологической подготовки, который ты якобы прошел в учебной части СС в Дахау. Затем ты выучишь походные, застольные и разные войсковые песни. Я расскажу тебе все до момента окончания учебы. Потом Леон должен сообщить, где ты якобы служил, кто тобой командовал, что с тобой произошло после войны, чем ты в последнее время занимался. Но и первая часть курса займет у нас не меньше двух-трех недель. Отнесись ко всему очень серьезно. Если ты попадешь в «Одессу», узнаешь имена ее главарей и чем-нибудь себя выдашь, то быстренько окажешься в могиле. Поверь, я не слюнтяй, но боюсь «Одессу» до сих пор. Поэтому я и взял себе новое имя.

Впервые с начала охоты на Рошманна Петер засомневался, стоит ли игра свеч.

Маккензен прибыл в контору к Вервольфу ровно в десять. Когда дверь кабинета плотно закрылась за ним, Вервольф усадил его на гостевой стул и закурил сигару.

– Дело вот в чем. Некий журналист хочет узнать, где и под чьим именем живет один из наших товарищей, – начал он.

Убийца понимающе кивнул. Ему приходилось выслушивать нечто подобное уже не раз.

– В обычных обстоятельствах, – подвел итог Вервольф, – мы не стали бы ничего предпринимать, убежденные, что в конце концов журналист прекратит поиски – зайдет в тупик или поймет, что разыскиваемый не стоит затрачиваемых усилий.

– Но сейчас… все не так? – тихо спросил Маккензен.

Вервольф кивнул, казалось, с искренним сожалением:

– Да. Увы, журналиста придется убрать. Во-первых, потому, что человек, которого он разыскивает, для нас незаменим. Во-вторых, сам журналист слишком умен, гибок, находчив и предан желанию найти нашего товарища.

– Что движет им? – спросил Маккензен.

Вервольф растерянно нахмурился, сбросил пепел с сигары и ответил:

– Мы не знаем. Но, по-видимому, здесь замешаны какие-то личные чувства, – пробормотал он. – Человек, которого разыскивает журналист, способен, конечно, возбудить недовольство, скажем, у евреев. Он возглавлял гетто в Остляндии. Многие, в основном иностранцы, не хотят признать, что мы действовали там правильно. Загадка в том, что этот журналист не еврей, не иностранец, не коммунист – и не радикал – словом, не из тех, кого мучит совесть за дела родителей. Он из другого племени. Молодой немец арийского происхождения, сын фронтовика. Ничто в его биографии не объясняет его ненависти к нам и навязчивого стремления выследить одного из наших