Досье на любовника - [34]

— Что же тебя остановило?

— Отвращение. Я стал противен себе. С двенадцати лет я был поглощен одной-единственной идеей — расквитаться с твоим отцом и вернуть все, что когда-то принадлежало моей семье. Я знал, что не остановлюсь ни перед чем. В ту ночь я дошел до самого дна, но устоял.

— Поэтому ты решил стать отшельником и никого не впускать в свою жизнь? Не из-за Марлы?

— Нет. Я опасен для общества. Я не хочу, чтобы кто-то знал обо мне больше, чем я сам позволяю о себе узнать. Но ты заслужила мою откровенность.

— Чем же?

— Ты сказала, что любишь меня.

— Я говорила о прошлом, которое ушло безвозвратно.

Алекс решился на свое главное признание. Он приблизился к Саскии, погладил ее по все еще влажным волосам, вдохнул исходящий от нее аромат чистоты и свежести и сказал:

— Саския, прости меня.

— Ты очень скверно обошелся со мной, в том числе и в нашу последнюю встречу. Ты причинил мне слишком много вреда.

— Не только тебе, но и себе. Нам обоим. И не представляло, чем это загладить. Прости меня. Я знаю, ты можешь.

— Ты хотел, чтобы я разделила судьбу твоей сестры. Мне очень трудно злиться на тебя за это, хотя, наверно, и стоило бы.

— Именно в этом и заключалось мое главное заблуждение. Я разговаривал с Марлой, она все мне рассказала. Это не было изнасилованием.

— Объяснись.

— Твой отец и Марла действительно занимались любовью, но он не насиловал мою сестру.

— Я тебя не понимаю.

— Марла уверяет, будто это она соблазнила твоего отца. Она предложила ему себя, а он не смог отказаться.

— Но ты говорил, он сделал это специально, затем, чтобы поглумиться над своим бывшим компаньоном — твоим отцом.

— До последнего времени я именно так и думал, Виктор сам сказал это нашему отцу.

— Но зачем?

— Марла считает, он специально оговорил себя для того, чтобы наши родители не наказали ее за распутство.

— Выходит, я напрасно усомнилась в нем.

— Именно так, и в этом виноват только я. Сам не знаю, как подобные обвинения сорвались с моего языка. Я не хотел, чтобы ты когда-либо узнала…

— Все эти дни, пока отец лежал в коме, у меня на сердце была невероятная тяжесть. Мое сознание разрывалось между любовью к нему, признательностью за все, что он для меня сделал, и твоим чудовищным обвинением. Хотела бы я никогда его не слышать! Алекс, я сейчас очень тебе благодарна. Ты нашел в себе силы развеять мои сомнения, спасибо тебе за это.

— Ну вот — это все, что я хотел тебе сказать. Пожалуй, мне пора идти.

* * *

Стоя перед зеркалом, Саския перехватила волосы на затылке черной лентой и тщательно разгладила складки жакета. Из зеркала на нее смотрела худая девушка с черными кругами под глазами.

Часы на тонком запястье отсчитывали последние минуты перед выходом. Она была собранна и сосредоточенна. Время слез прошло. Сейчас ее главной задачей было достойно проводить отца в последний путь.

За прошедшие дни Саския во всей полноте успела прочувствовать тоску и боль утраты. Она благодарила Всевышнего за то, что перед смертью ее отец не долго мучился. Девушка много думала об отце и Марле, о событии, происшедшем много лет назад. Она понимала, почему отец согласился на эту связь, помнила, в какой тоске он пребывал после скоропостижной смерти жены, знала, как дорог в тяжелой ситуации каждый добрый взгляд и слова сочувствия. Должно быть, отец с горя кинулся в омут любви юной девушки.

Саския повесила сумочку на плечо и взяла со столика ключи. Такси вот-вот должно было подъехать. Девушка спешила. Выйдя за дверь, она от неожиданности сделала шаг назад. В полумраке лестничной площадки неясным силуэтом вырисовывалась фигура стройного мужчины в черном костюме.

— Я вызвал лифт.

— Разве ты не улетел?

— Я буду сопровождать тебя на похоронах.

— Это излишне и, пожалуй, не очень уместно.

— Я думал, мы решили забыть все старые счеты и недоразумения.

— И обойдемся без новых.

— Правильно. Я хочу проводить твоего отца с чистой совестью и легким сердцем. Ты мне позволишь?

Саския ничего не ответила. Она вышла из подъезда, остановилась на крыльце и проговорила:

— Я подожду такси.

— Я отослал его. Надеялся, что ты согласишься поехать со мной, — Алекс подошел к ней.

— Я не уверена. Не понимаю, зачем. Все кончено, не так ли?

— Перестань. Едем, — он нежно обнял ее за плечи и повел к своей машине.

На похоронах было мало народа. Миссис Шарп из квартиры напротив, сиделка, пара старинных отцовских друзей-компаньонов по игре в бридж. Во время короткой прощальной церемонии Саския никак не могла оторвать взгляд от богато украшенной цветами крышки гроба. Уходя с кладбища, она вложила свои пальцы в ладонь Алекса и прошептала:

— Спасибо, что был рядом.

Садясь в машину, девушка устало выдохнула:

— Ну, вот и все.

— Когда вернемся, я сделаю тебе горячую ванну.

— Я очень хочу спать, все остальное подождет. Холодно, я замерзла.

Алекс крепко обнял дрожащую Саскию, она не сопротивлялась, напротив, доверчиво прижалась к нему. Дома он осторожно раздел ее и отнес на кровать, затем укутал теплым одеялом и устроился рядом.

— Я люблю тебя, — прошептал Алекс, зарываясь лицом в ее мягкие волосы, но девушка уже спала.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Проснувшись, Саския почувствовала себя значительно лучше. Ночь промелькнула, как один миг, оставив после себя ощущение удивительной неги. Девушка смотрела на лежащую рядом подушку Алекса и улыбалась. Его не было в комнате, но Саския чувствовала, он где-то рядом. Дверь в спальню приоткрылась, на пороге показался Алекс с подносом в руках. Девушка ощутила запах свежесваренного кофе.