Досье Дракулы - [124]

Я ее подцепил на Коммершиал-стрит в Спиталфилдзе. В первый вечер мы вместе выпили и договорились о встрече на следующий день и тогда, в субботу, решили поселиться вместе, и я снял комнату в Миллерз-Корт, где меня знали. С тех пор мы жили вдвоем, пока я ее не оставил.

Несколько раз она просила меня почитать об убийствах и, кажется, кого-то боялась, но перед кем-нибудь конкретно страха не выказывала. Бывало, мы бранились, но быстро приходили к согласию.

Я оставил ее, потому что у нее была подруга-проститутка, которой она предоставляла кров, а я был против, вот и вся причина. Я расстался с ней тридцатого октября между пятью и шестью вечера. Последний раз я видел ее живой в четверг, 8-го числа, утром, в половине девятого, она стояла на углу Миллерз-Корт и Дорсет-стрит. Я спросил, чего это она торчит тут в такую рань, и она ответила, что ее мучает похмелье. По ней видно было, что она несколько дней не просыхала, хотя, когда мы были вместе, за ней такого не водилось. Я спросил: мол, почему бы тебе не пойти к миссис Ринджерс — это паб на углу Дорсет-стрит под названием „Британия“ — и не выпить полпинты пива? Она ответила, что была там и выпила, но все это вылилось обратно. В подтверждение она показала мне следы рвоты на дороге. Затем я пошел дальше. На прощание я сказал ей, что сижу без работы и дать ей, к сожалению, ничего не могу».

Никаких вопросов от жюри.

Дополнение к «Досье» (продолжение)

После возвращения в Лондон мы расстались. Кейн воссоединился с Мэри и Ральфом в замке Гриба. Сперанца вернулась на Парк-стрит. Торнли и мистер Пенфолд провели ночь в комнатах, которые мы сняли в «Карфакс армз», а оттуда отправились в Дублин, где им обоим предстояло оставаться до осуществления следующей части нашего замысла. Вопреки желанию Генри я поехал не прямиком в «Лицеум», а домой. Моя попытка убедить его в том, что Харкер тоже заслужил отдых, оказалась безуспешной. Генри настоял на том, чтобы наш художник-декоратор, еще не оправившись от потрясения, занял вместе с остальными место в одном из нанятых на Кингз-кросс кебов, которые направились в театр. Бедный Джозеф Харкер. Я так ему обязан.

Флоренс и Ноэль стали для меня сущим бальзамом, и теперь, когда удалось избавиться от Тамблти, я находил дом № 17 по Сент-Леонардс-террас куда более приемлемым для жизни, чем казалось мне раньше. Однако в воскресенье после полудня я был вырван из своего блаженного сна без сновидений не кем иным, как инспектором Эбберлайном собственной персоной. Он явился узнать, кто были те два человека, что внесли залог за Тамблти только для того, чтобы дать ему возможность исчезнуть. Хотя по закону Тамблти не обязан был появляться в полицейском суде до 16 ноября, инспектор очень хотел знать, где он находится в настоящее время.

— К сожалению, ничем не могу вам помочь, инспектор, — сказал я, пожав плечами, и это, как ни странно, была сущая правда.

Ну как бы я мог ему помочь? Сказать: «Знаете, сэр, настоящего Тамблти я тут недавно прикончил, так что вы ищете ложного… что же касается трупа, то его вы можете, если вам угодно, вытащить из каменного склепа, который находится ярусах в семи под Эдинбургским замком»? А затем пожелать инспектору всего доброго и попрощаться? Маловероятно.

Я должен был тянуть время и притворяться еще несколько дней, пока мы не сможем снова подсунуть ему нашего фальшивого Тамблти.

Надо полагать, инспектору едва хватило терпения переждать 16 ноября, поскольку 17-го числа с утра пораньше он явился ко мне, обидев Флоренс отказом от чая.

— Кто этот человек? — спросила она. — Больно уж он холодный.

Полностью согласившись с ее мнением, я лишь пояснил, что он из Скотленд-Ярда и что пусть уж он лучше займется уайтчепелским делом, по крайней мере, ему будет недосуг привлекать «Лицеум и К°» к судебной ответственности за очереди на «Джекила и Хайда», которые, по его словам, затрудняют по вечерам движение транспорта в окрестностях Веллингтон-стрит. А ведь он так и сделал: принес мне повестку в суд!

— В самом деле? — спросила Флоренс и больше не вспоминала об Эбберлайне.

В то утро 17-го числа, кстати накануне явки в суд, я сказал Эбберлайну, что не слышал ничего о Тамблти, так же как и мистер Кейн, и заверил его, что, если хотя бы один из нас что-то услышит об этом человеке, он, мистер Эбберлайн, будет немедленно поставлен в известность. Это обещание, разумеется, оставалось невыполненным еще несколько дней, поскольку Торнли улаживал печальные дела, связанные с Эмили и ее докторами, и телеграфировал, что не сможет сопровождать мистера Пенфолда во Францию раньше 23-го числа. Поэтому 24-го я отправил инспектору Эбберлайну телеграмму следующего содержания:

«Есть новости об интересующем вас человеке. Немедленно приходите в „Лицеум“. Стокер».

Свою ошибку я понял лишь тогда, когда инспектор заявился в театр в сопровождении еще семерых человек из Ярда и мне пришлось объясняться как с ним, так и с Генри.

— Что им еще нужно? — спросил Губернатор. — Опять по поводу этих проклятых собак?

— Так оно и есть, Генри, — ответил я, клоня к тому, чтобы он предоставил разбираться с этим мне, своему Стокеру.