Досадийский эксперимент - [2]

У Маккая было в парке любимое место, скамья у фонтана, где он мог сидеть и наблюдать, как сгущаются тени над жирными желтыми кустами с плавучих островов Тандалура.

Желтые кусты пышно разрослись, так как корни их омывал скрытый под слоем почвы поток воды, пополняемый из фонтана. Под желтыми кустами виднелись слабые блестки фосфоресцирующего серебра, окруженные силовым полем и охарактеризованные расположенной ниже надписью: «Сангит Мобилус, кровососущее многолетнее растение с планеты Бисай. Крайне опасно для всех чувствующих видов. Не выставляйте никакой участок своего тела за силовое поле».

Сидя на скамье, Маккай думал об этой надписи. Красота и опасность часто находились во вселенной рядом друг с другом, но в парке это соседство был намеренным. Эти желтые кусты, благоухающие и милые золотые ириденсы, были перемешаны с сангитом мобилиусом. Два вида поддерживали друг друга и оба процветали. Правительство Консента, которому служил Маккай, часто делало такие смеси… иногда они получались случайно.

Но иногда это делалось и намеренно.

Он прислушивался к плеску фонтана, а тени все густели, и по краям тропинки зажглись маленькие ограничительные огоньки. Верхушки зданий за парком превратились в палитру, на которой закат положил свои последние краски дня.

В этот момент Маккая захватил контакт с Калебанкой, и он почувствовал, как его тело соскользнуло в беспомощное состояние коммуникативного транса. Протянувшиеся к нему ментальные усики он немедленно опознал – Фанни Мэ. И ему снова, как случалось уже не раз, пришла в голову мысль, какое это невероятное имя для звездного существа. Маккай не слышал звуков, но его слуховые центры реагировали как бы на произносящиеся слова, кроме того, внутреннее свечение нельзя было ни с чем перепутать. Это была Фанни Мэ, и синтаксис ее значительно усложнился по сравнению с их предыдущими встречами.

– Ты любуешься одним из нас, – сказала она, отмечая его внимание к солнцу, которое только что скрылось за зданиями.

– Я стараюсь не думать ни о какой звезде, как о Калебанце, – ответил он. – Это мешает моему восприятию естественной красоты.

– Естественной? Маккай, ты не понимаешь ни своего собственного восприятия, ни того, как ты им пользуешься!

Это было ее начало беседы, – обвиняющее, атакующее, не похожее ни на один предыдущий контакт с этой Калебанкой, которую он считал другом. И еще: она пользовалась глагольными формами с незнакомой гибкостью, как бы делая это напоказ, рисуясь, хвалясь своим пониманием его языка.

– Что же ты хочешь, Фанни Мэ?

– Я рассматриваю твои отношения с женскими особями твоего вида. Ты вступал в брачные отношения более пятидесяти раз. Разве это не так?

– Это правильно. Да. Почему же ты…

– Я твой друг, Маккай. Что ты чувствуешь по отношению ко мне?

Он подумал об этом. В ее вопросе проскальзывала требовательная настойчивость. Он был обязан жизнью этой Калебанке с невозможным именем. Кстати, она тоже была обязана ему жизнью. Действуя вместе, они сняли угрозу бичевания звезд. Теперь уже многие Калебанцы обеспечивали прыжковые двери, через которые другие существа мгновенно перемещались с планеты на планету, а когда-то Фанни Мэ держала сама все нити прыжковых дверей, и жизнь ее подвергалась опасности из-за странного кодекса чести, по которому Калебанцы выполняли свои контрактные обязательства. И Маккай спас ее жизнь. Ему достаточно было только подумать о том, как они полагались друг на друга в прошлом, и его охватило теплое дружеское чувство.

Фанни Мэ почувствовала это.

– Да, Маккай, это и есть дружба, это любовь. У тебя возникало подобное чувство по отношению к своим человеческим компаньонам женского пола?

Этот вопрос рассердил его. Почему она лезет не в свое дело? Ею личные сексуальные отношения не должны ее заботить!

– Твоя любовь легко переходит в злость, – упрекнула его Фанни Мэ.

– Специальный агент может проявлять свои чувства к другим только до некоторых пределов.

– И что же стоит у тебя на первом месте, Маккай – специальный агент или эти пределы?

В ее реплике слышалась очевидная насмешка. Неужели он выбрал работу в Бюро, потому что неспособен к теплым человеческим отношениям? Но ведь ему действительно небезразлична Фанни Мэ! Он восхищается ею и… и она может причинить ему боль, потому что он восхищается ею и чувствует по отношению к ней… чувствует то, что чувствует.

В словах Маккая прозвучали злость и боль.

– Без Бюро не было бы конфедерации Консент и не было бы необходимости в Калебанцах.

– Да, это так. Людям достаточно лишь одного взгляда на ужасного агента Бюсаба, и они узнают, что такое страх.

Это было невыносимо, но в то же время он не мог избавиться от подспудного теплого чувства к этому калебанскому существу, которое могло беспрепятственно проникать в его сознание и разговаривать с ним так, как не смел никто. Если бы он смог найти женщину, к которой ощущал подобную близость…

Воспоминание об этой части их разговора постоянно преследовало его впоследствии. Почему после стольких месяцев молчания Фанни Мэ выбрала для контакта именно этот момент – за три дня до того, как в Бюро разразился досадийский кризис? Она извлекла на свет его «я», самое глубокое ощущение самосознания. Она встряхнула это «я», а потом пронзила своим колючим вопросом: «Почему ты ведешь себя так холодно и механически в своих отношениях с людьми?»