Дороже титулов и злата - [25]

«К черту все», — молнией пронеслось в голове Голицына. Он перехватил вожжи в правую руку, левой обнял ее за плечи, прижался к манящим губам и пропал… Ее бархатистая кожа и волосы пахли летним солнцем и степными травами, губы были горячими и мягкими, и она… совсем не умела целоваться. Что ж, Антоан владел этим искусством отменно.

— Грушенька… — решил он начать свой первый урок, но тут коляску сильно тряхнуло, и он вынужден был оторваться от своей ученицы. В голове и глазах несколько прояснилось.

— Вы что-то мне хотели сказать, — задыхающимся голосом прошептала Груша.

— Хотел, — отозвался Антоан. — Да к счастью, яма на дороге попалась.

— Я вас не понимаю, Мечислав Феллицианович.

— Я его тоже не понимаю, — буркнул Голицын. — Аграфена Ниловна, мы уже почти в городе. Надо поторопиться пока на улицах не очень людно. Я отвезу вас домой. А потом мне надо будет отлучиться по делам.

— Вы же обещали сопровождать меня с бабенькой по магазинам, — напомнила ему Груша.

— Полагаю, одной совместной поездки в день нам с вами вполне достаточно, — ответил Антоан и уточнил, увидев растерянное и чуть обиженное выражение ее лица: — Для вашего же спокойствия. А впрочем, и моего тоже. Я извинюсь перед Аграфеной Федоровной.

— Мечислав Феллицианович, ехали бы вы лучше с нами или вон хоть с дядюшкой на ловли, несколько просительно произнесла Груша.

— Чем же это лучше? — удивился Голицын.

— Да хотя бы тем, что не надо было бы тратиться на пистолеты и отправлять раненых в лазарет, — вздохнула она. — Это вам не идет, Мечислав Феллицианович.

Действительно, господину Марципанову, ученому мужу и порядочному человеку, мало подходили ссоры с подполковниками, дуэли на рассвете и ночные вылазки с предполагаемым мордобоем иностранных подданных. А вот вертопраху князю Антоану Голицыну они шли вполне.

15

— Вы помните, где стоит их палатка? Сможете найти? — спросил Тауберг, выслушав рассказ Голицына о том, как получилось, что он слышал разговор двух англичан.

— Думаю, да, — ответил князь. — Надо с берега подняться в гору. Там еще тропинка есть.

— Хорошо.

Иван поднялся с кресел, подошел к окну.

— Ночь звездная, лунная. Обойдемся без фонарей. Чтобы не спугнуть их и не раскрыть себя.

Он немного помолчал, обернулся к Голицыну.

— А как получилось так, что вы стали Марципановым? Да еще Мечиславом Феллициановичем?

Антоан задумался. Что ему на это ответить? С чего начать? С пашпорта, который ему против воли навязал его братец, обер-прокурор Синода? Или с заведения мадам Жомини? А может, с их дуэли? Нет, пожалуй, рассказ свой следует начать с того момента, когда он познакомился с девицей Татищевой. Она была уже почти обручена, когда на ее горизонте появился он, Антоан Голицын. Как, эдакая красавица и умница вот-вот будет принадлежать другому, вовсе не ему? Так быть не должно, а стало быть, и не бывать сему! И он расстроил все дело и женился-таки на ней назло всему свету. А потом, несколькими годами позже, поставил на куш, желая отыграться в штосс. И проиграл… Нет, свой рассказ, как он стал Марципановым, следует начинать с более ранних событий в его жизни, когда… Черт побери, что это? Голицын провел по щеке. Щеки пылали. Он потрогал уши, так, как бы в раздумье — уши горели огнем. Ему стыдно? Да, ему было стыдно…

— Это слишком долгая история, подполковник, — медленно произнес князь, рассматривая узоры ковра на полу. — Может, нам пора?

Иван отвел взгляд от Антоана, приняв краску стыда на его лице за смущение и тем немало удивленный. Неужели, этот человек умеет смущаться? Но ведь это нонсенс! Что-то с ним, верно, произошло за это время. А впрочем, не его это дело…

— Да, вы правы, — отошел подполковник от окна. — Идемте.

Теперь он шел за князем, время от времени поглядывая на его прямую породистую спину. Тропинка была узкая и еле видимая в ночи, вокруг чернели кусты и деревья, так что спина князя была единственным ориентиром. А ведь еще совсем недавно они были готовы без сожаления выстрелить друг в друга. Впрочем, более занимала Тауберга иная мысль: справятся ли они вдвоем с тем, что задумано. Будь иной случай, он пошел бы в полицейскую управу, и сей час вся Соколова гора была бы оцеплена полицейскими так, что не проскочит и мышь. Но он был строжайше и высочайше предупрежден, что привлекать к порученному ему заданию никого не можно, уж больно компрометажными, а стало быть, и опасными для державного дома были бумаги, которые надлежало изъять. Ибо даже информация о том, что такие бумаги существуют, не говоря уж об их содержании, могла бы навредить империи так, что последствия трудно даже предсказать. На этой мысли Тауберг едва не уперся грудью в спину остановившегося Голицына.

— Вон, возле двух березок, видите, — шепотом произнес Антоан, кивая чуть вправо от себя.

Подполковник перевел взгляд в направлении, указанном князем, и увидел меж двух берез желтеющий в ночи конус палатки. Оба не заметили, как позади них скользнули две тени, невысокая и тонкая, принадлежавшая явно женщине, и чуть согбенная, пошире и выше…

— Вижу, — так же шепотом ответил Иван.

— Они там.

— Пошли.

Стараясь ступать неслышно, едва ли не на цыпочках, они подошли к палатке. Прислушались. Тихо.