Дорогой Жан… - [3]

Не хочу вспоминать. Мне больно, Жан. Больно даже сейчас. И все же мысли неустанно возвращаются к ней. Ничего удивительного, конечно. Разве не для этого я вернулся в Сен-Бьеф? Еще раз увидеть места, где жила Люси, пройтись по пляжам, где мы гуляли втроем, вдохнуть пряный и резкий аромат дрока, который она мяла в ладонях. Узких беленьких ладошках, нежных, совсем непохожих на грубоватые руки сен-бьефских скотниц с намертво въевшимся запахом сыра. Руками Люси я мог бы любоваться часами. Помнишь, на левой ладони, у основания безымянного пальчика, у нее был крошечный шрам в форме звездочки? Как она посерьезнела, когда однажды после томительно-сладкой прогулки, уже у порога ее дома, я наклонился и поцеловал эту отметинку: нежно, благоговейно, будто икону Пресвятой Девы. Как вскинулся ты, процедив сквозь зубы какую-то гадость о Мари-Анж из трактира, которой, якобы, я целовал не только руки. И осекся, глядя на мое лицо. Тогда все закончилось нервным смешком Люси и протянутыми нам на прощание – одновременно – теплыми ладошками с запахом дрока, который мы рвали ей наперебой, выбирая самые красивые ветки, с самых высоких склонов. Она примирила нас – в тот день. Но трещина уже легла: черная, страшная, неизмеримо глубокая. Близнецов Дуаньяров, неразлучных близнецов из Дома на Холме, не стало. Отныне и навсегда: только Дуаньяр Жак и Дуаньяр Жан. И смутная тень поселилась в глубине глаз Люси. Тень, которую видел я. Тень, которой не мог не заметить и ты. Но хватит на сегодня, пожалуй. Я устал. Я все чаще и сильнее устаю от сущих пустяков. Прогулки к морю или в деревню, чтения, разговоров. И от этих писем – тоже. Но я еще успею рассказать тебе, Жан. Я успею.

Твой Жак.

7 сентября 1933 года,

Тулуза, улица Медников, 47,

г-ну П. Мерсо

от г-на К. Жавеля,

Тулуза, ул. Св. Виктуарии, 12

Пьер, ты болван!

И, заметь, это не вопрос, а чистейшая констатация факта. Какого дьявола ты хотя бы не посоветовался со мной? Какого треклятого дьявола ты подал прошение об отставке лично Лавиньи, в обход секретариата? Чтобы я его не потерял? Ну, так можешь не сомневаться, именно это я бы и сделал! Старый боров уже давным-давно не был так счастлив, как в те полчаса, когда он смаковал твое заявление, подписывал его, выводя каждую букву, и рассказывал мне – мне! – о необходимости очищать ряды юстициарного ведомства от чиновников, открыто пренебрегающих служебными обязанностями. Двадцать лет ослу под хвост, Пьер! И не говори мне, что карьера решает не все. Я не хочу этого слышать. Ты погубил свое будущее ради проклятого призрака вины. Призрака, Пьер! Кто-то же должен сказать тебе это. Это не было убийством, слышишь? Да, погибли четыре девушки. Подозрительно, конечно. Однако, убиты были только Мари Дро и Стефания Орранж. Пьер, ты куда лучше меня знаешь, что с проститутками это случается. Одну зарезали за содержимое кошелька, вторую, вероятно, убил клиент или сутенер. А Жанна Гильоме просто неудачно поскользнулась, разбив висок. Пьер, эти девушки никак не связаны с твоей Клэр. Ничего общего! Ну что может связывать прожженных шлюх, честную, но бедную швею и гимназистку из порядочной семьи? Ты рехнулся, друг мой.

Лавиньи, разумеется, торжествует. Но дело даже не в этом. Решил посвятить остаток жизни поискам неизвестного убийцы? Как ты собираешься делать это теперь, без помощи полиции? У нас, знаешь ли, не североамериканские штаты, где, по слухам, процветает сыщицкая контора какого-то Пинкерона или Пинкертеля. Надолго ли хватит твоих сбережений, если ты собираешься объехать десяток городов в разных концах Франции, где давным-давно простыл даже малейший след твоего мифического убийцы? Извини, но на это не хватит даже твоих знаменитых чутья и хватки, месье «Бульдог» Мерсо! Я уже говорил, что ты болван? В общем, если надумаешь вернуться, места старшего инспектора – сам понимаешь – больше не обещаю. Но что-то приличное постараюсь из Лавиньи выбить. Поезжай, выветри из головы дурь. А когда вернешься – напиши. И вообще, пиши, если что-то понадобится. Хоть ты и болван, но все же мой школьный товарищ.

P. S. Чек обналичишь и потратишь по своему усмотрению. И даже не думай заикаться о возврате. Мадам Жавель вполне обойдется без третьей шубы, у нее еще первые две моль не доела. Я это делаю не ради твоих дурацких теорий, а исключительно в пику Лавиньи.

Клод

9 сентября 1933 года,

Секретариат Тулузского департамента юстиции

На письмо из Главного архива министерства полиции

Младшему ахивариусу А. Леграну

Г-н Легран,

В ответ на ваше письмо с пометкой «Лично для старшего инспектора г-на Мерсо» вынуждены сообщить, что адресат письма в настоящее время не работает в Тулузском департаменте юстиции. Г-н Мерсо уволился из рядов полиции 4 сентября сего года. Если ваш запрос касался служебных дел г-на Мерсо, просим повторить его, либо сообщить, к кому из инспекторов мы можем его направить. В настоящее время г-на Мерсо заменяет старший инспектор г-н Поль Лавиньи.

С уважением,

младший секретарь Тулузского департамента юстиции,

Д. Рено

***

Облезлая белоснежная коза покосилась желтым бесовским глазом на мальчишку, взмекнула дурным голосом и решительно поскакала по склону, густо заросшему жестким серо-зеленым дроком. Мальчишка, ругаясь словами, за которые святой отец непременно назначил бы три часа после уроков, а отец попросту взялся за ремень, с опаской полез следом. После недавних дождей тропинку от деревни к морю совсем развезло. Уйдет Белянка туда – и ищи ее потом по всем полянам. Лучше сразу – веревку на рога и к дереву. Подлая скотина упорно лезла вниз и наискосок, ловко перебирала копытами, оглядывалась, будто издеваясь. И выбирала – вот же злюка! – самые непроходимые заросли. А потом остановилась, мекнув тихо, неуверенно. Скакнула вбок, едва не наткнувшись на что-то светлое, торчащее из кустов.