Дорогой, все будет по-моему! - [6]

Сознательно Джеймс никогда не стремился к двойной жизни. В тот день, когда впервые встретил Кати, он чувствовал себя особенно подавленным и обиженным на Стефани. Он жалел себя: бедненький Джеймс, так много работает да еще мотается в деревню и обратно, и все потому, что этого требует жена. Он уставал от поездок и в деревне по ночам чувствовал себя одиноким, оторванным от дома, ютясь в квартирке над амбулаторией, питаясь едой из микроволновки и утоляя жажду пивом из банки.

Ему недоставало каждодневных семейных драм. Жена и сын настолько вплелись в его привычный уклад, что он всегда ощущал себя частью команды. Он тосковал. А Кати была мила, беззащитна, и она плакала. Обнять ее и утешить показалось ему самым естественным поступком. А потом, конечно, как всегда, мало-помалу одно повлекло за собой другое… Уже не первый раз после свадьбы его тянуло к другим женщинам, но на этот раз он не устоял. Он думал, что это будет банальная интрижка, классическое «если жена не узнает, то все в порядке», избитое «для мужчин все по-другому, секс — это всего лишь секс, это не значит, что мы любим наших жен меньше».

Он пригласил Кати пообедать, она согласилась, и он выложил ей историю, которую приготовил заранее, — что с его браком покончено и он каждые выходные ездит в Лондон только за тем, чтобы повидаться с сыном. В таком небольшом селении, как Нижний Шиппингем, новости разносятся быстро, и после этого ему пришлось лгать также коллегам и приятелям. К счастью, ни с кем из них Стефани не поддерживала отношений, она не уставала повторять, что ненавидит Нижний Шиппингем и всех его обитателей, и было мало шансов, что она соберется туда с визитом.

Кати ела мидии, устрицы и креветки руками, и он смеялся над ней, и сказал, что она напоминает ему Дэрил Ханну в «Сплэш», и это она сочла комплиментом. Его очаровала ее кротость, ее оптимистический — иногда до наивности — взгляд на мир. Суховатый цинизм Стефани всегда забавлял его, оба они ценили грубоватый юмор, но оптимизм Кати был таким… мирным. До чего же приятно провести вечер с человеком, который не ищет возможности оспорить все, сказанное тобой, пусть даже ради смеха.

Кроме того, Кати сделала то, что заставило Джеймса снова искать с ней встречи, — сказала «нет»! Он проводил ее домой до маленького коттеджика, перед уходом из ресторана купив в автомате туалета презервативы. Уже на ступеньках она поблагодарила его за чудесный вечер и позволила поцеловать себя, дав понять, что он ей небезразличен, но в следующий момент отстранилась и пожелала спокойной ночи. Джеймс был заинтригован. Все случилось само собой. Он уже не сомневался, что захочет снова увидеться с ней.

Кати заставила его ждать целых шесть свиданий, прежде чем пригласила к себе в постель для уютного и нетребовательного секса, когда он не чувствовал себя вынужденным что-то изображать, — настолько она была сосредоточена на том, чтобы сделать ему приятное. Вскоре он уже крепко сидел у Кати на крючке, привык к домашней кухне, массажу спины и уютной, спокойной жизни в ее коттедже, куда более комфортном, чем квартирка над амбулаторией.

Кати стала его постоянной возлюбленной, а не просто женщиной, вместе с которой случайно провел ночь. И он понял, что ему это нравится. Это делало его сельскую жизнь более домашней. Когда он первый раз вернулся в Лондон на выходные, бродил вокруг дома в холодном поту, не решаясь войти, охваченный чувством вины и страхом разоблачения. Он чувствовал себя отвратительно, словно чудовищность его поступка стала реальностью, только когда он снова соединился с семьей. Он обещал себе, что порвет с Кати, сделает вид, что ничего не было, как-то загладит вину перед Стефани и Финном.

Но потом он снова поехал в Линкольншир, там Кати ждала его, чтобы позаботиться о нем, и он убедил себя, что никому не причиняет зла, а только пытается сделать свою жизнь вне дома немного более сносной.

Этим вечером Джеймс, как обычно, вернулся после своей практики в Сент-Джеймс-Вуд, раздраженный тем, что дорога домой отняла у него не десять, как в деревне, а сорок минут. В Лондоне он чувствовал себя не в своей тарелке. Он вырос на ферме и, хотя провел шесть лет в Бристоле, изучая ветеринарию, всегда знал, что вернется на практику в деревню. Он вполне понимал, почему Стефани захотела вернуться к своей прежней работе, заняться карьерой, но его не могло радовать то, что из-за этого ему приходится проводить половину недели в городе.

Он просмотрел список завтрашних пациентов, который прислала ему Джеки по электронной почте, как делала всегда в конце дня. Список был составлен в претенциозной форме, характерной для городских ветклиник, где на первом месте стояло имя животного, а затем шла фамилия владельца. Пушок О'Лири, сиамский кот, которому требуется почистить зубы. Тучка Пембертон, чихуа-хуа с рахитом конечностей. Оттого — Джеймс был в этом уверен, — что пожилая дама, хозяйка животного, практически не спускает его с рук. Еще Шустрик Тичмарш, Лапа Хью-Робертсон, Черныш Олардиз. Список был внушительным, и ни одного мало-мальски серьезного случая. Он вздохнул. Еще три дня этих детских игр в песочек. В такие минуты он думал, что Стефани следовало быть более благодарной ему за то, что полжизни он занимается работой, которую презирает.