Дорогой мой человек - [16]

— Перекур! — крикнул за его спиной Цветков.

Вновь они оказались на солнце, на ветерке, вновь собрались закурить махорку, но прежде вымыли руки немецкой дезинфицирующей очень маслянистой жидкостью, которую Цветков отыскал в маленькой канистрочке среди медикаментов.

— Еще бы людей позвать в помощь! — предложил Устименко.

— А вы переутомились? Нет, дорогой товарищ, нам это больше подходит, мы все-таки с трупами по роду профессии имели дело. Потом, знаете ли…

В глазах Цветкова мелькнуло характерное, хвастливо-мальчишеское выражение, и, усмехнувшись, одними только губами, он почти торжественно произнес:

— Люблю дарить! Эффекты люблю. Представляете? А ну, товарищи бойцы отряда «Смерть фашизму», кто желает получить оружие, непосредственно прибывшее в наш адрес от Адольфа Гитлера? Конечно, оживление, вопросы как, где, в чем дело? Неужели не оцениваете?

— Оцениваю, — улыбаясь, сказал Володя.

— То-то! А ведь действительно фюрер взял да и вооружил нас. Шуточки войны.

Ловко и удобно пристроившись на поваленном дереве, затягиваясь самокруткой, Цветков ненадолго задумался и сказал сам себе:

— Интересно.

— Что интересно?

— Вскрыть бы хоть одного-двух. Они все как бы укороченные. Сплющило. Не заметили? Все умерли в очень короткое время — от удара об землю, наверное. Поближе к вечеру займемся.

Володя моргал и вздыхал. Его все-таки тошнило. Впрочем, и сам командир был достаточно бледен, даже слегка зеленоват.

— Теперь нам предстоит самое противное, — предупредил он. — У этих мертвецов есть еще пистолеты — нам они тоже нужны. Нам все нужно, — с ненатуральным и невеселым смешком сказал Цветков, — ясно, доктор? Мы же очень бедные, этот наш безумно храбрый отряд «Смерть фашизму»…

Только к двум часам дня они кончили свою нелегкую работу и, завернув оружие в офицерские резиновые плащи-пелерины, пошли на речку отмываться.

— Только вы никому ни слова! — строго приказал Цветков. — Всю подачу мне испортите. Эту работу нужно на высшем классе сделать, чтобы народ всю жизнь помнил нынешний день…

Раздевшись, Цветков брезгливо посмотрел на тинистую воду речушки, потом сильно оттолкнулся и поплыл рывками — брассом, словно пловец-профессионал.

— Холодная, черт! — крикнул он с середины речки. — Прямо кусается. Да вы не робейте, доктор, вы — сразу!

— Тут уже народишко маленько обеспокоился, — сообщил им Бабийчук, когда они возвратились. — Искать вас хотели.

— Десять бойцов со мной! — велел Цветков.

Люди тревожно переглянулись — чего это, дескать, сейчас будет?

Минут через сорок они вернулись. Первым шел Митя Голубев присмиревший, какой-то даже томный. Дальше тащился Минька Цедунько — васильковые глаза его выражали нечто вроде счастливого ужаса. С отвисшей челюстью, в запотевших очках шагал интеллигентный Холодилин — нес автоматы в охапке, как носят дрова. Замыкал шествие Цветков, лицо у него опять было невозмутимое, весь он как-то пообчистился, даже щегольские свои сапоги он успел наваксить немецкой ваксой, поколачивал прутиком по голенищу; на обалделые, как выражаются, «чумовые» лица своих бойцов будто бы даже не глядел. В наступившей тишине все вдруг услышали, как мечтательным тенорком, с перехватом в горле, с соловьиным бульканьем матюгнулся вдруг старый рубака Романюк.

Священнодействуя, осторожненько, словно все это было хрустальное, оружие сложили на плащ-палатку. Цветков встал над ним, помолчал, потрогал носком сапога пистолет-пулемет и, полоснув зрачками по лицам бойцов, произнес:

— Вот, значит, товарищи, таким путем. С этим оружием добрый солдат может до самого Берлина дойти, не то что к своим выбраться…

— Это мистика! — крикнул внезапно Холодилин. — Это спиритизм, столоверчение, это индийские йоги и те не умеют…

— Индийские не умеют, а мы — умеем, — спокойно возразил ему Цветков. Тут, товарищи бойцы, дело в том, что правда за нас, — продолжал он, внимательно и строго вглядываясь в лица своих людей. — Мы все хороший народ тут собрались, и мы должны не только вырваться, но и нанести проклятым оккупантам большие потери в ихней живой силе. Для этой нашей правды нам и подкинуто оружие, ясно?

Все загудели, что им ясно, и тогда Цветков сказочно-королевским жестом вручил Миньке Цедуньке пистолет-пулемет, нож, какими немцы снабжали своих десантников, и велел подходить «следующему». Мгновенно сама собою выстроилась очередь, и каждому получающему оружие Цветков говорил что-либо патетическое, нравоучительное и внушительное; оружие он не выдавал и не давал, а именно вручал, и всем в отряде было теперь ясно, что с этого часа все у них будет совсем благополучно, потому что если у них такой «чудо-юдный» командир, как выразился про Цветкова Митя Голубев, то лиха больше ждать не приходится…

Однако после акта вручения оружия командир сказал еще короткую речь всем насчет того, как он намерен теперь действовать. Врученное нынче оружие, по его словам, обязывало отряд к задачам несравненно более трудным, чем они все предполагали раньше. И отряд он теперь вдруг назвал не просто отрядом, а летучим отрядом «Смерть фашизму». Так как даже настоящие мужчины зачастую бывают всего только взрослыми мальчиками, то название