Дорогой Джим - [45]

Но волк не забыл об этом… и когда, охотясь на оленуху, оказался рядом с замком, наверное, именно это смутное воспоминание и заставило Оуэна подойти поближе.

И он тут же забыл об оленухе.

Его янтарные глаза отказывались верить тому, что предстало его взору.

По земле, пытаясь сбросить с себя нагрудную пластину, катался человек, извиваясь, словно черепаха, которую бросили в котел с кипятком. Неподалеку от него какая-то женщина поспешно сбрасывала с себя платье, игриво хихикая всякий раз, когда он неловко сбивал ее с ног. Наконец с одеждой было покончено, после многочисленных похлопываний и ухмылок оба притихли. Затих и Оуэн. Вытаращив глаза, волк смотрел, как два обнаженных человеческих тела трутся друг о друга теми своими частями, которые покрыты волосами. Они не обращали никакого внимания на колючие заросли куманики, в которых оказались.

Глаза женщины своей голубизной могли поспорить с васильками возле ручья, где волк однажды наткнулся на отдыхающих солдат.

Сам не понимая, что с ним происходит, Оуэн начал описывать вокруг людей круги — сердце его стучало, точно молот, в ушах стоял шум, похожий на рокот морского прибоя. Эти переплетенные в траве тела пробудили в душе волка могучий зов — еще более сильный, чем тот, который прошлой зимой гнал его в погоню за оленем вдесятеро крупнее его самого. Между тем женщина, нагнувшись, припала губами к животу мужчины, гладкому, безволосому и бледному, — никто из них не услышал, как хрустнула веточка под волчьей лапой, когда Оуэн, припав к земле, приготовился к прыжку, дожидаясь только мгновения, когда его дыхание выровняется и немного стихнет шум крови в ушах. Люди не услышали ничего и потом, когда он уже подкрадывался к ним. Из горла мужчины вырвался гортанный стон — он мгновенно вызвал в памяти Оуэна те странные звуки, которые доносились до него из-за окон в западной стене замка. Какой-то смутный образ встал перед мысленным взором волка — он словно бы пытался достучаться до сознания Оуэна, но тщетно — плотная пелена скрыла и этот призрак прошлого.

Повернув женщину к себе спиной, мужчина заставил ее встать на четвереньки и ухватил за талию, словно собираясь оседлать ее.

Но когда он поднял голову, было уже поздно.

Оуэн вцепился мужчине в горло еще до того, как тот успел закричать, — вонзив клыки в трепещущую плоть, волк мотал головой из стороны в сторону до тех пор, пока тело не перестало содрогаться. Рот Оуэна наполнился горячей кровью, чуть солоноватой, восхитительной на вкус, и теперь он даже не знал, от чего испытывал большее удовольствие — от последних предсмертных судорог мужчины или от душераздирающих криков женщины.

Он уже наполовину перегрыз мужчине горло и добрался до щеки, когда вдруг сообразил, что женщины рядом нет. Оуэн внезапно почувствовал странное смущение, жажда крови слегка притупилась и стала уже не такой острой — тем более странно, потому что сейчас он не должен ощущать ничего, кроме сытости и удовлетворения. Но вместо этого в нем проснулось странное ощущение, очень напоминавшее то, что он испытывал, наблюдая за тем, как прачки раскладывают на скалах выстиранное белье, чтобы высушить его на жарком солнце. Где-то в самой глубине его тела нарастало напряжение, названия которому он не знал: все его внутренности вдруг словно стянуло тугим узлом. Единственное, что он понимал, — только женщина с синими, словно васильки, глазами, может избавить его от этой муки. Как ей это удастся, он, конечно, не знал, поскольку чувствовал, что в звуках, которые вырывались из горла женщины, не было страха… Казалось, она делает то, что ей нравится.

Бросив свою окровавленную жертву в грязь, Оуэн опустил голову и стал принюхиваться.

Очень скоро острый волчий нюх подсказал ему, куда побежала обнаженная женщина. Быстро обернувшись, он напоследок вырвал кусок мяса из окровавленной шеи мужчины и бросился в погоню.

Вскоре начался дождь — тропинка, по которой он бежал, размокла, земля стал разъезжаться под ногами, а еще спустя какое-то время Оуэну стало трудно различать в воздухе запах, который оставляла за собой женщина. Над его головой трещали ветки, пригибаемые ветром к земле деревья жалобно стонали, предупреждая об опасности, но Оуэн не обращал на них внимания. Чутье зверя подсказывало ему, что обнаженная женщина где-то там, впереди, на заброшенном кладбище — оно давно уже сплошь заросло диким виноградом, а могилы стали прибежищем целого поселения кротов, которые, очнувшись от зимней спячки, скоро начнут рыть новые ходы, пробиваясь к солнцу. Краем глаза волк вдруг заметил, как где-то далеко впереди, на тропинке, по которой он бежал, между ветвями мелькнуло обнаженное тело, и стрелой понесся вперед.

Он так увлекся погоней, что даже не заметил сеть.

Теперь знакомые гортанные крики слышались уже со всех сторон. В воздухе разливался терпкий запах спиртного. Распростертый на земле Оуэн беспомощно задергался, но добился только того, что запутался еще сильнее в свисавшей с дерева прочной сети. С трудом повернув голову, он заметил молодого человека с гривой черных волос — оскалив белые зубы, тот смотрел на зверя и громко смеялся. Еще одно смутное воспоминание пронеслось перед глазами Оуэна — тот же самый юноша подносит к губам Оуэна кубок, а он в благодарность что-то дарит ему. Что-то очень похожее на… голову волка! Он вспомнил! Теперь он вспомнил все — замок, брата… и того, кто сейчас стоял перед ним, тоже. Этот юноша когда-то был его другом — Оуэн уже почти не сомневался в этом.