Дорогой богов - [56]

Когда галиот, качнувшись под порывами ветра, медленно тронулся с места, оставленные на берегу Измайлов и Паранчин не выдержали и заплакали. Заплакали и несколько человек на галиоте.

И вдруг, когда корабль уже тронулся с места, с его кормы прыгнула женщина. Она неловко плюхнулась в воду, но тут же вынырнула и, рассекая сильными широкими взмахами рук холодную воду бухты, быстро поплыла к берегу.

— Лукерья! Паранчина! — в несколько голосов закричали на галиоте.

Прошло еще несколько минут, и она, подплыв к берегу, встала рядом со своим мужем. Единственная из стоящих на берегу она не плакала. Лукерья стояла, крепко держась за руку мужа, и, казалось, смотрела не на уходящий корабль, а на поднимающееся над морем солнце. Ваня не плакал. Он внимательно смотрел на учителя. Беньовский почернел и осунулся, взгляд его был холодным и жестким, черты лица заострились и отвердели. Он смотрел вместе со всеми на удаляющийся берег Симушира, но в глазах его Ваня не увидел ни слез, ни жалости.

В середине дня 2 июля «Святой Петр» вдруг вздрогнул от порыва сильного ветра. Ветер ударил внезапно — несколько дней до этого был совершеннейший штиль, — и экипаж впал в беспечное успокоение. Светило ясное солнце, на небе не было ни облачка, и вдруг галиот резко бросило вперед. Люди попадали с ног. Беньовский выскочил из каюты наверх, но все снова утихло. Вдруг еще один внезапный удар ветра качнул корабль. Теперь все уже заметили над самой водой далекую черную тучу; она охватила весь юго-восточный край горизонта и стремительно шла навстречу галиоту, касаясь воды рваными закраинами.

Стало пронзительно тихо. Море замерло, как бы покрывшись невидимой пленкой, и вдруг весь юго-восточный край горизонта враз прошили молнии, и третий удар ветра — неизмеримо более сильный, чем два первых, — обрушился на корабль. Галиот накренился набок, едва не коснувшись воды концами рей.

После третьего удара Ваня, до того находившийся в каюте, выскочил на палубу. Он увидел, как небо вдруг стало черным и низким. Птицы, только что громко и тревожно кричавшие, куда-то пропали. Вода зарябила и заплескалась, будто на нее стали дуть со всех четырех сторон невидимые великаны. И с самого края света покатился к галиоту огромный водяной вал, увенчанный серым гребнем пены.

Беньовский кинулся к штурвалу. Он что-то стал кричать прямо в ухо штурману Чурину, и тот, сорвавшись с места, ринулся к мачте. Перекосив лицо, широко раскрывая рот и размахивая руками, Чурин вместе с матросами метался по палубе галиота, свертывая один за другим паруса. Все, кто был на палубе, исчезли в утробе объемистого корабельного трюма. Наверху остались Беньовский, Чурин и полдюжины матросов, которым такая беда была не в новинку…

Буря продолжалась четверо суток и окончилась так же внезапно, как и началась… Когда море сравнительно с прежним немного поутихло, судя по всему, приближался вечер. Звезд еще не было, но солнце уже ушло за горизонт. Сквозь сиреневую вечернюю дымку, повисшую над самой водой, путешественники заметили слева по борту какой-то большой остров.

В сгущавшихся сумерках «Святой Петр» приблизился к берегу неизвестного острова и примерно в трех кабельтовых от него бросил якорь. На прибрежной полосе ни селений, ни людей не было видно. Спустили шлюпку. В нее сели Винблад и Степанов. С ними пошли к берегу четверо гребцов. Походив с полчаса вдоль берега, шлюпка вернулась обратно: высадку на берег сочли опасной, тем более что становилось все темнее и темнее. Ночью Чурин и Беньовский по звездам определили местонахождение судна: по подсчетам оказалось, что галиот подошел к берегам Японии… Это произошло 7 июля 1771 года.

Еще до восхода солнца вахтенные заметили на берегу одинокие человеческие фигуры, а когда рассвело, почти весь берег оказался усеянным множеством людей. Люди спокойно смотрели на корабль, изредка о чем-то переговариваясь между собою.

По приказу Беньовского Винблад и Степанов снова пошли к острову. Но как только их шлюпка приблизилась, люди на берегу заметались, делая угрожающие жесты, и стали отталкивать шлюпку длинными шестами. Пришлось вернуться на корабль, взять с собою меха, сахар и многое другое из того, что с избытком было захвачено в дорогу.

То ли упорство русских, в третий раз приблизившихся к острову, произвело впечатление на японцев, то ли островитян успокоило несомненное миролюбие и радушие дотоле невиданных ими чужеземцев, но на этот раз Винбладу и Степанову японцы дали возможность сойти на землю. Их не было видно более часа, и на галиоте забеспокоились, но вскоре Степанов и швед вернулись на берег. На этот раз их сопровождало четыре японца. Двое японцев были одеты в яркие халаты, двое других — в халаты попроще. По всему было видно, что это чиновники, пришедшие на берег со слугами или секретарями. С борта галиота было видно, как Винблада и Степанова посадили в одну из японских лодок, сами японцы сели в другую, а шлюпка с русскими гребцами отошла последней. Увидев все это, Хрущов распорядился быстро расстелить на палубе самый лучший ковер и поставить рядом с ковром раскрытый ящик с мехами.