Дороги - [40]
Там он коротко объяснил хозяйке, что я собрался в путь. Тогда она достала завернутые в цветной платок деньги и протянула их мне. Я стал отказываться, но она сунула мне деньги в карман. Я прижал руку к сердцу и сказал «Merci!» Хозяева проводили меня до дороги, освещая дорогу керосиновой лампой. Я зашагал прочь.
Постепенно глаза привыкли к темноте ночи. Дорога светлой лентой петляла по лесу. Прошагав так почти до раннего летнего рассвета, я решил сделать привал. Расстелил под высокой елью на мягкой подстилке опавшей хвои конскую попону. Она уже долгое время служила нам единственной подстилкой и укрытием от дождя. В лесу тихо. Лишь шорохи ночных обитателей леса иногда нарушали его тишину. Лежа не спине, смотрел я на поблескивающие сквозь ветки звезды. Тревожные мысли одолевали меня. Куда мне идти дальше? В незнакомой стране, без карты, без друзей, не зная языка…
ТРЕТИЙ ДЕНЬ
Утро встретило меня веселым птичьим гомоном. Легкий туман поднимался от ручья вверх по ущелью. Сквозь него пробивались золотистые лучи утреннего солнца. Наскоро собрав свои нехитрые пожитки, я умылся и вышел на тропинку. Дорога вела меня уже вверх по склону холма. Слева от дороги стоял небольшой деревянный дом. При моем появлении залаяла маленькая дворняжка, извещая о моем вторжении на ее территорию. На лай собачонки из дома вышел среднего роста упитанный мужчина в белом халате и колпаке. Он успокоил собаку и пригласил меня зайти в дом. Дом оказался пекарней. Посреди комнаты стоял разделочный стол, усыпанный мукой. На нем лежал большой кусок теста и несколько, готовых к выпечке батонов. Хлебопек разговаривал со мной, продолжая заниматься своим делом. Он отрезал большим ножом кусок теста, быстро и ловко придавал ему форму длинного батона. Занимаясь своим делом, он удивился моему рассказу о побеге и скитаниях. А мне было приятно смотреть на лицо увлеченного своей работой мастера. Я попытался прочесть несколько названий населенных пунктов из своей бумажки, но он ни чего не понял и развел руками.
Простившись с пекарем, я уже отошел метров на двадцать, как он окликнул меня. Пекарь протягивал мне длинный батон белого хлеба. Вернувшись, я взял батон и разломил его надвое: одну часть себе, другую Василию. Сказал доброму человеку «Merci!» и отправился в путь. В этот день я прошел горными дорогами и тропинками наверное, километров 15–20, трудно в горах точно определить пройденный путь. В пути старался придерживаться направления на юго-восток.
Сгустились сумерки, наступил вечер. Тяжело шагали уставшие за день ноги. Пора подумать и о ночлеге.
СЕЛЬСКИЙ СВЯЩЕННИК
Шел к концу третий день моих одиночных скитаний. Где-то сейчас Васа? Ему было легче ориентироваться у него была карта. На ней мы с Василием проложили наш маршрут в сторону не оккупированной Франции. А вот у меня карты не было…
Черное небо над головой августовское небо Франции. И наша верная подруга ночь. Подруга в пути по дорогам Германии, Эльзаса и Франции, вдали от Родины. И теперь теплая ночь раскинула надо мной звездное решето. И лишь на западе черный бархат ночи несколько светлеет. А посмотришь вдаль на темный зубчатый силуэт леса на горизонте, становится грустно от осознания того, что еще один день навсегда покинул Землю…
Иду проселочными дорогами, обходя крупные селенья. Светлая лента дороги ложится под ноги. Изредка легкий ветерок доносит собачий лай и запах жилья. Чутко вслушиваюсь в ночную тишину. Но вот вдали виднеются смутные очертания крайних домов селенья. И каждый раз, подходя к дому, возникает один вопрос что меня здесь ждет?
Робко постучался в дверь. За дверью слышится приветливый мужской голос, он приглашает меня войти. Вхожу в слабо освещенную низкую комнату, посреди нее стоит простой деревянный стол, на столе керосиновая лампа. Возле стола стоит молодой человек лет двадцати — двадцати трех, худощавый в черном до пола одеянии. Он перепоясан широким поясом, а на голове у него черная шапочка. Его тень переламывается на потолке, от чего человек кажется очень высоким.
Он внимательно рассматривает меня. Спрашивает о чем-то по-французски. Отвечаю ему заученными фразами примерно такого содержания: «пленный, бежал, прошу соли и спичек». Юноша спросил, кто я: немец, поляк? И когда понял, что перед ним русский не мог скрыть своего удивления. Он засуетился, приглашая меня присесть к столу. Далее выяснилось, что он сельский священник, и впервые встречается с русским, советским человеком. Подавая на стол скромную еду, кусок хлеба и несколько картофелин в «мундире», он с нескрываемым интересом продолжал рассматривать меня. И все что- то говорил, говорил. Жестами он дал понять, что еда на столе для меня. Я догадался, что он отдает весь свой дневной паек. Я категорически отказался от еды. Пастора обидел мой отказ, он еще энергичнее стал уговаривать отведать его пищи. Пришлось, сдерживая чувство голода, не спеша принять половину его ужина. Все это время юноша сидел напротив меня, и добрая улыбка не сходила с его лица.
«Сытно» поужинав, я тепло поблагодарил радушного хозяина, попутно спросив, нет ли в селе немцев или жандармов. Когда уже выходил, я жестом спросил, нет ли у хозяина закурить? В ответ священник отрицательно покачал головой. Проводив меня до дороги, француз быстро скрылся в темноте ночи.
