Дороги - [25]

Шрифт
Интервал

II

Сырой и туманный рассвет вставал над южно-немецким городком. Дармштадт похож на многие другие города Германии. В большинстве своем дома двухэтажные, светлых оттенков, с островерхими крышами, покрытыми оранжевой черепицей. Проезжая часть и тротуары или асфальтированные, или выложены брусчаткой. В это время улицы города были еще пусты, ни кого мы не встретили на своем пути к новому месту заключения. Лишь изредка, на каком ни будь окне вздрогнет тюлевая занавеска и любопытный женский взгляд обратит свое внимание на нашу колонну. А мы все идем и идем, выстукивая дробь деревянными колодками по брусчатой мостовой.



Прошли центр города и показалась заводская окраина. Высокие кирпичные заборы, массивные железные ворота и трубы, трубы, трубы… У одних ворот конвой дает команду остановиться.

Высокий, трехметровый кирпичный забор по верху затянут в несколько рядов колючей проволокой. Из заводской проходной вышли двое. Один был среднего роста, одет в форму заводского служащего: черная куртка с металлическими пуговицами и черные брюки, на голове форменная фуражка, похожая на фуражки наших железнодорожников. Вторым был солдат, вооруженный винтовкой. Наш конвой коротко переговорил с ними и перед нами открылись тяжелые железные ворота.

Мы вошли на территорию завода. Колонна идет как бы по коридору. С одной стороны высокая кирпичная стена, с другой — длинное, четырехэтажное здание. Стесненное ощущение замкнутого пространства усиливает низкое дождливое небо. Остановились у центрального входа в здание. Где-то поблизости находится столовая, запахи свежеприготовленной пищи тревожат нас, напоминая, что мы уже давно не ели. Действительно, открылось окно на первом этаже и в нем показалась повариха в белом колпаке. Она с любопытством разглядывает нас. Два солдата, сопровождавшие нас, ведут всю братию на четвертый этаж.

Тяжело переступая со ступеньки на ступеньку, задыхаясь от истощения, поднимаемся по лестнице. Вот и добрались. На площадке четвертого этажа две массивные железные двери: одна справа, другая слева от лестницы. Нас ведут налево. Прошли тамбур. При входе у нас забрали все наши вещи и положили их в каптерку. Она располагалась сразу же после тамбура, слева от двери. В ней же была устроена хлеборезка. Напротив нее, справа от входной двери располагалась охрана. Выше нас был только чердак.

III

Наша казарма представляла собой довольно просторное и длинное помещение. По обе стороны были расположены высокие окна, округлые сверху. Окна была забраны толстыми решетками. Пол и потолок были дощатыми. В дальнем конце умывальники и туалет, поэтому немецкая охрана ходила туда через нашу казарму. Вдоль левой стены стояли двухэтажные нары, на них лежали бумажные мешки-матрацы, набитые бумажными отходами. Между оконными проемами, у стены стояла чугунная печка.

В первые дни пребывания на заводе работали мы по уборке территории вокруг нашего здания. Кроме солдат для нашей охраны, нам выделяли пожилого полицая. Он следил за нашей работой и, время от времени, подгонял нас. Как сейчас помню, стоит он с палкой в руке, глаза полузакрыты и бормочет: «Los! Los! Los!» — «Давай! Давай! Давай!». Как-то на территории мы разбирали кучу мусора. В ней попадались пищевые отходы: корки хлеба, картофелины, кости с остатками мяса. Мы постоянно недоедали и для нас эта куча была просто находкой. Все это мы рассовывали по карманам. Сначала полицай не интересовался нашими занятиями, но, увидев, что мы собираем, он закричал и разогнал нас палкой. Убирая территорию, мы сортировали камни и кирпичи отдельно и складывали к забору. Скоро там образовалась довольно высокая куча, метра примерно полтора. Я приметил ее и сообразил, что для побега она очень кстати. Скоро мы закончили уборку вокруг здания и нас перевели на другую работу.

IV

Привели нас в просторный цех, где стояли полуавтоматические станки. На них изготавливались болты и гайки для ремонта железнодорожных вагонов. Под присмотром мастера мы обслуживали эти станки. Нужно было постоянно вставлять за готовки в патрон станка. Чуть зазеваешься, сразу острой стружкой срежет кожу с рук. Постоянно льющаяся эмульсия разъедала израненные руки. Появились долго незаживающие язвы.

Постепенно, работая на станках, мы приноровились незаметно делать брак. Обычно мастер в начале смены регулировал станки. Он проверял калибром соответствие стандарту резьбы на болтах и гайках. Пробовал, как свободно вкручивается болт в гайку. Стоило ему отойти от нас, как мы сбивали настройку и после этого болты ни какой силой нельзя было ввернуть в гайки. Перед появлением мастера старались привести станки в нормальное положение, более-менее вернуть первоначальную настройку к концу смены. У мастера не было указательного пальца на правой руке, поэтому ему дали прозвище «Беспалый». Работаем мы как-то, успешно выполняем «задание по браку». Я вынимаю из патрона готовые болты и бросаю в железную коробку справа от станка.

В дальнем конце цеха появилась сутулая фигура мастера. Делаю явный брак, но времени для настройки станка у меня уже нет, да и не чем измерить резьбу. «Беспалый» подходит к первому станку, берет болт и гайку, пытается соединить. Бесполезно. Идет к другому станку. Берет вторую пару результат тот же. Взбешенный мастер подходит к третьему везде одна и та же картина. На мое несчастье мой станок стоит последним в линии. Дошла очередь и до меня. Проверив качество моей продукции, громко бранясь, «Беспалый» в ярости бросает в меня болты и гайки. Увертываясь от града металла, я спрятался за колонну. Стараюсь прикрыть руками голову, лицо. Мои товарищи, оставив работу, наблюдают, чем все кончится. Все же не увернулся, удар болта рассек тыльную сторону кисти, хлынула кровь. До сих пор я храню немецкий «знак качества» шрам на руке. Получил я наказание за брак — три дня без еды.


Еще от автора Валерий Николаевич Вахромеев
Выжить и вернуться. Одиссея советского военнопленного, 1941-1945

Уникальная судьба и невероятные приключения ждали Валерия Вахромеева, хотя, казалось, все предвещало быстрый и страшный конец. Смерть в лагерном застенке, ожидавшая большинство окруженцев 41-го. Однако сперва судьба улыбнулась В. Вахромееву, когда поезд с советскими военнопленными проехал мимо лагеря смерти. Затем ему посчастливилось сбежать с военной фабрики в городе Дармштадт и не оказаться пойманным, подобно тысячам других беглецов. А затем началось немыслимое для советского паренька путешествие: Германия, Франция, Швейцария, Италия, Египет, Палестина, Иран и, наконец, советский Баку.


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.