Дороги хаджа - [19]

Через два дня к нему пришел отец. Увидев Егорку живым, обрадовался. Рассказал о том, что приезжали люди тиуна, спрашивали, не приходил ли сын.

– Они не знают, убежал ли ты или сгорел при пожаре, – сказал отец.

– Били? – спросил Егорка.

– Нет, пошумели немного. Велели, если ты вдруг появишься сразу ему дать знать. Ты-то как, здоров ли?

– Здоров, – ответил Егорка, – вот руку слегка обжег, но уже заживает.

– А-а руку, больно, поди?

– Ничего.

– А у посадника-то хоромы сгорели, ничего спасти не удалось.

– Знаю, – сказал Егорка, – это я их подпалил.

– Ох ты, – поразился отец, – это зачем же.

– А то бы я с тобой не говорил сейчас.

– Вона как, подпалил, значит, а сам убег. Отчаянный ты у меня Егорка.

– Мать-то как?

– Здорова. О тебе все тужит. Что думаешь делать?

– Уезжать надо, – сказал Егорка, – здесь жизни не будет.

– Куда уезжать-то сынок?

– В Азербайджан, в Персию, в Ширван. К черту на рога. Лишь бы отсюда уехать. А то поедем вместе. В Нахичевани у Лады дом есть.

– Нет, сынок, что мне на старости лет, на чужбине делать, умереть разве что. Уж лучше здесь помру. А дом Лада и здесь выстроила, что теперь с ним делать.

– Продай. Она возражать не станет.

– Кто здесь его купит? Таких денег отродясь ни у кого не водилось.

– На всякий товар найдется купец. В тайнике я оставлю деньги. Будешь брать по мере необходимости. Динары менять езжай в уезд, там по базарным дням менялы-евреи приезжают. Это надежней. И они лишних вопросов не задают.

– Когда же ты думаешь отправиться?

– Я тебя ждал, завтра, наверное, и тронусь. Мамке кланяйся.

Старик встал, украдкой смахнул слезу, обнял сына:

– Ну, доброго пути.

Егорка достал подбитого тетерева:

– Возьми, утром подстрелил. Ты ж на охоту пошел.

Отец приторочил птицу к поясу, хлопнул сына по плечу и ушел. Егорка смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за деревьями.

На следующий день Егорка отправился в дорогу. Прошел лес и вышел в степь. Но мы не будем описывать путь, полный опасностей, который проделал Егорка, чтобы пересечь кипчакские степи. Часть дороги он прошел, пристав к бродникам, которые гнали стадо овец в низовья Волги. Часть прошел в одиночестве, а часть с человеком, с которым познакомился в дороге. Человека звали Фомой. Случилось это в маленьком рыбацком поселке на берегу реки. Егорка сидел в трапезной на постоялом дворе. В открытые двери была видна мечеть. Человек, сидевший за дощатым столом напротив, пил вино. Каждый раз, прежде чем поднести кружку ко рту, он оглядывался на мечеть, украдкой крестился, а только потом пил. Он с любопытством поглядывал на Егорку, затем спросил:

– Никак русский?

А когда Егорка утвердительно кивнул, укоризненно сказал:

– А что же ты, дружок, садишься за стол, и лба не перекрестишь?

Вместо ответа Егорка спросил:

– А хорошо ли креститься и вино пить?

– А что же вино, дружок, это кровь Христова.

– Но ты же вроде не причащаешься?

Монах смущенно кашлянул. Видно Егорка попал в цель. Покончив с едой, Егорка расплатился и вышел. Человек вскоре догнал его.

– Меня Фомой кличут, – сказал он. – А тебя?

– Егоркой.

– Ловко ты меня поддел, однако. А далеко ли путь держишь?

– Далеко.

– Издалека?

– Издалека.

– Один ли идешь? – не унимался Фома.

– Больно любопытен ты прохожий, – усмехнулся Егор, – на что тебе?

– Не любопытен я, но словоохотлив. Я один иду, вот интересуюсь, може нам по пути.

– Я иду в Астархан, а далее в Ширван. А ты?

– А я, братец, в Иерусалим иду, но сначала Астархан. Значит нам по пути. Послали меня братья выпросить придел в храме рождества Христова в Вифлееме.

– На что же вам придел понадобился? Жить что ли там будете?

– Кто же в храме живет? В храме молятся.

– В мечети живут, сам ночевал как- то.

– Ну что же с нехристей взять.

– А ты выходит священник христианский. Миссионер что ли?

– Инок я, братва послала меня.

– Какая братва?

– Ну, в смысле, братия. Настоятель сказал – иди в Иерусалим и уговори их отдать один из приделов храма русской православной церкви. А то там уже армяне подсуетились. И греки. Против греков мы ничего не имеем, но если у армян есть придел, то нам сам бог велел.

– Я против греков тоже ничего не имею, – заметил Егорка. – Да и против армян тоже.

– А ты их видал?

– Видал.

– А какие они из себя?

– Обыкновенные, чернявые, сливоглазые, большеносые.

– Вроде иудеев?

– Вроде. Водка ихняя крепка больно, да противна. В нос шибает. Арак называется. Пронимает зато сразу. Два армуды выпьешь и веселый.

Сообщение о водке монаха живо заинтересовало:

– Скажи, пожалуйста, а армуды это сколько?

– Вот так примерно, – показал Егорка, – это стаканчик такой в Азербайджане. Вверху широко, и внизу, а посередке узко, чтобы держать пальцами удобно была.

– Из чего ее делают, не знаешь? – не унимался Фома.

– Из винограда.

– Врешь, из винограда вино делают.

– Верно, а после того, как вино отожмут, отжатые ягоды настаивают, получается арак. А еще тутовую водку.

– А что за тута?

– Ягода в Азербайджане растет. На нашу малину похожа, только разных цветов – белая, черная, красная.

– Вот ведь как, – завистливо произнес Фома, – а тут живешь, окромя медовухи и браги ничего не знаешь.

– Что же тебе печалиться. Ты сегодня вино пил.