Дороги без следов - [6]

Пищиков был на командном пункте и первым заметил его в окно. По всему было видно, что генерал возвращался из штаба армии.

"Лимузин" уже зашел на посадку к "Т".

Пищиков переложил на столе карты, еще раз перечитал боевое донесение за день. По его спине пробежал еле замет­ный, но неприятный холодок. Командир полка с удивлением понял, что сегодня у него нет желания встречаться со своим командиром. Почему-то хотелось побыть одному, обдумать то, что произошло над Даниловкой.

А раньше ведь было не так. Увидев "лимузин" генерала еще на горизонте, Пищиков уже бежал на старт. Поднятыми над головой руками показывал, куда рулить, когда самолет садился. Вместе с генералом они шли на КП и, кажется, никогда не доходили. Пищиков останавливался напротив своей стоянки, показывал свой "Ла", хвалил его, и генерал с интересом садился в кабину. Замполит предлагал коман­диру полка свою машину. Они выруливали, взлетали и шли вдвоем в пилотажную зону. Расходились в разные стороны. Пищиков первым бросался в лобовую атаку. Генерал не знал ни одного летчика, который сбил бы в лобовой атаке самолет противника, первым отворачивал в сторону и этим на горизонтали обеспечивал себе преимущество для атаки. На высокой ноте ревели моторы. И ни один из них не да­вал "противнику" зайти себе в хвост. Потом переходили на вертикали. Самолеты падали один за другим из-под обла­ков, чуть не задевая верхушки деревьев, потом свечкой шли вверх. Генералу первому удавалось "зажать" Пищикова. Не проходило после этого и минуты, как командир полка "си­дел" в хвосте генеральской машины. Наконец они садились, вылезали из кабин, разбирали полет.

Пищиков знал, что Дичковский еще молодым лейтенан­том был в Испании. Потом воевал на Халхин-Голе. Когда началась Отечественная, их полк стоял в лагерях под Пружанами. Дичковский тогда командовал эскадрильей. На рас­свете двадцать второго июня прибежал он на аэродром из деревни, когда немцы уже отбомбили стоянки и взлетную полосу. Кругом все горело и трещало. Он нашел свой чудом уцелевший самолет, взлетел по краю полосы. За ним спешил его ведомый. Вдвоем атаковали новую группу бомбардиров­щиков, которая пришла повторно бомбить аэродром. Сбили пять "юнкерсов", остальных разогнали. Потом Дичковский командовал полком, был заместителем командира дивизии. И все время летал. Да и теперь он частенько ходил за линию фронта. Летчики любили его, как ученики любят хорошего учителя.

Сегодня же Пищиков стоял на КП и думал, что же такое с ним, Пищиковым, случилось, что не хотелось ему показы­ваться на глаза Дичковскому.

- Товарищ подполковник,- сказал оперативный дежур­ный.- Генерал прилетел. Разрешите мне или сами пойдете встречать?

- А-а... - протянул Пищиков.- Сам пойду. Сам.

Встретив генерала на краю взлетной полосы, которая от мороза просто звенела под ногами, доложил, чем занимался полк. Ничего не утаил, рассказал обо всем. И подробно.

Дичковский был хмурым. Видно было, что он устал. Только светлые глаза теплились участием.

Генерал не собирался никого наказывать за сбитый над Даниловкой Кривохижев самолет. Просто залетел на не­сколько минут: хотел повидаться с командиром полка. Если не подбодрить, то хоть молча постоять с ним. Когда же услыхал, что звено Степанова в последнем вылете сбило три немецких самолета, развел руками.

- Пищиков, я этого не знал, когда был в штабе армии.

- Не успели послать донесение.

- Вот это командир звена! - сказал генерал.- В пол­день своего ведомого потерял, а тут, пожалуйста, три само­лета сбил!

- Война, товарищ генерал...

- И на войне не каждому так везет, как твоему Степано­ву. Человек истребителем родился. Вот что! - Дичковский оглянулся.- После этого напрасно Михаль меня вызывал.

Командиры корпусов, дивизий, полков, за глаза называ­ли Михалем командующего армии. Это был заслуженный в авиации человек, известный в свое время личными рекор­дами и беспосадочными полетами на дальние расстояния. Однако бывалые боевые командиры весьма снисходительно выслушивали его рассуждения по новейшей тактике ис­требительной авиации, понимая, что даже теперь, в сорок четвертом, он живет довоенными представлениями.

- Рассказывал он мне о действиях истребительной авиа­ции союзников в Африке. Как будто я не читал бюллетеня. Потом уже заговорил о Кривохиже. Допытывался, кто под­нял Степанова в воздух. Я все взял на себя.

- Напрасно.

- Если бы знал, что ты дал разрешение Степанову, на­верное, вызвал бы к себе.

- А пусть бы вызвал. Интересно было бы поговорить.

- Да-а? Если хочется - могу устроить встречу,- ожи­вился генерал.- Идем на КП...

Дичковский был высокого роста, плечистый. В рыжих унтах, аккуратном черном меховом костюме. Ходил разме­ренно, твердо.

- Говорят, у Михаля рысаки завелись. Гарцует каждый день... - осторожно спросил Пищиков.

- Да. Сам видел. Два. Породистые...

- Почему два?

- А это уж... Летел к тебе и сам об этом думал. На сво­ем веку, слава богу, много видел всяких одержимых людей. И у нас, и за границей... Разных видел. Но чтобы летчик за­нимался конным спортом... Да где? На фронте? Откуда все это? Сам рабочий, батька рабочий... Не завидую командарму, если об этом узнает Сталин...