Дороги Аннуина - [40]

Киан медленно выдохнул, боясь спугнуть удачу, и осторожно опустил свою ладонь на землю, передвигая её так, чтобы соприкоснуться с волшебной стеной там, где лежала девичья рука. Он неожиданно подумал, что давно не видел таких маленьких и тонких пальцев, хрупких, как крылья лесной птицы. В его ладони они утонули бы без остатка, и их было так легко повредить, что он поостерегся бы пожать их чуть крепче.

О чем он думает? Киан отбросил странно волнующие мысли. Его цель — одолеть стену и вызволить девчонку из плена хищного лабиринта. Он не сомневался в том, что лабиринт решил начать с неё лишь потому, что сам Киан настолько долго пробыл в Аннуине, что не показался хищному месту важнее, чем его спутница, не так давно попавшая в Потусторонний Мир.

Там, где их руки соприкоснулись, неожиданно появилось туманное пятно. Будто бы по стене пошла испарина, обнаруживающая её и снимающая чары невидимости. Киан напряженно следил за тем, чтобы его пальцы ни на миллиметр не отдвигались от побелевших пальчиков. Он плохо верил в богов, когда был первым воином Тары. Боги не слушали молитв простых смертных, а потому Киан предпочитал полагаться на свой меч и хитрость. Он слишком хорошо знал правду жизни — никому нет дела до него и ему подобных людей. Боги предпочтут вступиться за своих детей и то — лишь тогда, когда этого требует их гордость, планы или веление судьбы. Уж это — то было Киану слишком хорошо известно.

Туманная испарина, покрывавшая стену, становилась всё сильнее. Киан ощущал, как преграда становится тоньше и тоньше — словно медленно тающий на солнце лед. Он с трудом подавлял желание проломить стену и вытащить девушку. Кто знает, как поведут себя чары — в том, что главную опасность представляет для них сам лабиринт, Киан уже понял. Был ли лабиринт живым существом или магической преградой — одно было понятно: эта часть Аннуина пожирала всё, что попадало в её владения.

Когда пальцы Киана соприкоснулись с абсолютно холодной рукой девушки, он обхватил её запястье, стараясь быть осторожным. Было сложно терпеливо ожидать, когда стена разрушится настолько, чтобы он мог в образовавшуюся прореху вытянуть полумертвое тело.

Он ощущал слабые толчки крови в тонких венах, и каждый последующий удар становился тише предыдущего. Киан не мог больше ждать, паникуя так, что его собственное сердце угрожало разорвать ребра. Медленно потянув девушку на себя, он ухватил край друидского плаща второй рукой и проволок абсолютно безвольное тело сквозь разрушающуюся стену. Теперь, когда девушка находилась рядом с ним, ему стало немного легче. Однако он понятия не имел, как вернуть ей силы и заставить открыть глаза.

Тонкий плащ совершенно не согревал её, и Киан, не долго думая, стянул с себя свою накидку, набрасывая на девушку. Ткань, возможно, не вернет ей жизнь, но хотя бы не выпустит последние остатки тепла, едва хватавшего для того, чтобы бедняга не уснула вечным сном.

Прореха в стене застыла, туманная испарина больше не продвигалась, словно замерла. Им стоит убираться отсюда, пока чары не вернулись. Но Киан не представлял — как побыстрее уйти, если девушка на его руках почти прекращает дышать.

Боги всемогущие, он вовсе не желает через пару минут остаться с холодным трупом на руках.

Киан сорвал с себя рубаху, превратившуюся после его схватки с ядовитым деревом в замке в жалкие лохмотья, накинул на плечи свою накидку и прижал к обнаженной груди девушку. Тепло человеческого тела способно вернуть жизнь даже тому, кто замерз в холодную стужу. А уж тепла Киана должно хватить для того, чтобы согреть небольшую женщину.

Сага плохо понимала — что происходит. Она помнила, как закрывала и открывала глаза лишь для того, чтобы понять, что с каждым разом дорога и стена кустарника кажутся всё более и более тусклыми. А затем ей стало так сложно разлеплять веки, будто они налились свинцом и весили по килограмму. Хотелось спать. Ни о чем не думать и спать. Она попыталась заставить себя вспомнить о том, что должна бороться если не ради спасения Эдуарда, то хотя бы для того, чтобы выжить и не остаться навечно в безмолвной аллее лабиринта. Но чем дольше она лежала, тем спутанней и бессвязней становились мысли, удаляясь куда — то за пределы мозга. Теперь Сага хотела лишь спать.

Затем, сквозь вязкую дрему она услышала голос. Он неимоверно раздражал, заставляя её приближаться к хрупкой границе между сном и явью. И Сага хотела лишь одного — чтобы голос замолчал и не беспокоил её больше. И он затих, словно подчиняясь её пожеланию.

Она завозилась, стараясь свернуться удобнее и крепче уснуть. Кончики пальцев словно обожгло, казалось, что она касается холодной, зимней льдины, чья обжигающая поверхность замораживала плоть. Но у Саги не было сил пошевелиться и отдернуть руку от источника боли.

Какая — то часть её настойчиво просила открыть глаза. Ей надо встать, надо идти дальше, ведь она должна добраться до своей цели. Но куда Сага должна была идти — она никак не могла вспомнить. Зачем шевелиться и напрягать усталое тело, если можно нырнуть поглубже в черный омут сна и забыться?

Затем по руке внезапно разлилось жгучее тепло. Оно проникало через кожу и вливалось в жилы и сосуды, словно кто — то вводил в тело Саги раскаленную воду. Это было почти больно, и Сага с недовольством устремилась вверх, к границе сна. Ей совершенно не хотелось расставаться с ним, но боль была такой сильной, что сон медленно отступал. «