Дорогая Массимина - [42]

Впереди уже виднелось Сан-Марино. Зубчатые стены со старинной гравюры, розовеющие в лучах закатного солнца замки – слащавая иллюстрация к «Властелину колец» или декорация к костюмированному фильму. Расслабься, расслабься, расслабься… действуй по обстоятельствам. Под колесами захрустел гравий, и они вывалились из машины. Неправдоподобно красивые силуэты замков Сан-Марино наполовину закрывала туша автофургона с голландскими номерами.

– Некоторых туристов невольно начинаешь ненавидеть, – сказала Сандра на своем отточенном мелодичном английском, показывая на фургон.

Должно быть, с таким выговором дамочка работает на «Би-Би-Си»… помощником продюсера. А ее папаша – политический обозреватель на «Радио-4». Сбрендить можно от такой утонченной публики.

– Я вас понимаю.

Моррис отчаянно пытался уследить за болтовней Массимины и Джакомо, готовый вмешаться при малейшем намеке на обмен адресами. Но Джакомо, казалось, всячески избегал тем, которые могли выявить общих знакомых, – должно быть, виной тому было щекотливое положение, в котором он сам пребывал. Пока, насколько понял Моррис, даже не спросил фамилию Массимины. Да и зачем она ему? Вот разве он, Моррис, знает фамилию Стэна? Или Симонетты?

– Они столько времени ехали из своей Голландии, – продолжала Сандра, – и только для того, чтобы весь день проваляться на пляже, а потом отправиться пожрать пиццы, предварительно загородив чудесный вид своим проклятым фургоном.

Джакомо на мгновение дружески коснулся обнаженного плеча Массимины. Нет, поистине неслыханно, что некоторые типы себе позволяют! Моррис никогда бы так не поступил с чужой девушкой. Например, с Сандрой. Похоже, среди них четверых лишь у него сохранились моральные устои, лишь он помнит, кто с кем сюда пришел. Джакомо что-то нашептывал на ухо Массимине, но вряд ли с такой похотливой улыбочкой спрашивают фамилию.

– А если они даже и зайдут в какой-нибудь музей, то побродят по нему минут десять и после этого считают, что изучили всю Италию. Они даже не пытаются постичь образ жизни этих людей, который и есть подлинное искусство, и как этот образ жизни соотносится со славным прошлым страны. К примеру, мозаики Равенны…

Моррис налил себе очередной бокал вина. Он слишком много пьет. Нужно следить за собой. Главное – помнить, что он лучше этих людей, лучше, умнее и тоньше. Во всех смыслах. Так что нервничать незачем.

– За вас? – Он поднял бокал.

По крайней мере, ситуация будоражит кровь.

– Да, пожалуй, – кивнула Сандра и залпом осушила свой бокал. – Никакой фантазии. Пиво, пляж, телевизор и плотские утехи. Думаю, основное отличие людей искусства от прочих – это их чуткость. Я хочу сказать, что человек искусства скорее способен на внимание к другим людям, потому что…

Чушь собачья! Да ты только взгляни на своего колченогого ухажера, дорогая, бездна ведь чуткости! Ни хрена эта дура с безупречным выговором не понимает в искусстве, в таком-то дурацком платье с вырезом по самое не могу, а эти серьги невообразимой формы, вроде детских головоломок, что богатеи покупают в «Харродс» своим соплякам на Рождество. Подарите девочке мелодичный голосок при рождении, клюшку для гольфа, когда ей исполнится десять, и лошадь к половому созреванию – и можете не сомневаться, что через несколько лет она возомнит, будто имеет полное право разглагольствовать об искусстве до второго пришествия.

– Заметьте, – продолжала Сандра, – половина людей на «Би-Би-Си» – точь-в-точь как эти голландцы. Как не устает повторять мой папа, культура у этого люда – не более чем дымовая завеса. Несмотря на все их жеманничанье.

Она двумя пальцами поправила бретельку платья, подалась к Моррису и, приглашая разделить эту точку зрения, улыбнулась, обнажив острые, как у принцессы Анны, зубы. Видимо, «дымовая завеса» и «жеманничанье» – любимые словечки в ее семейке.

– Я хочу сказать, что предпочла бы общаться с простыми людьми, чем с половиной этих олухов и женоподобных ничтожеств, которые день напролет вещают на радио и телевидении о культуре, ни черта не смысля в ней. Нет в них соли земной, они напрочь оторваны от жизни, в отличие от простых мужиков, которые сохранили свои корни. А простые парни без тени сомнения останавливают свой фургон на фоне сказочного Сан-Марино, загораживая вид так называемым ценителям прекрасного, и искренне орут: «А ни хрена ж себе, мать твою!»

Ну вот, теперь мы поем хвалу фургонщикам, которых поносили четверть часа назад. Давай, дорогая, мели языком, у тебя это хорошо получается. А ведь он ей даже не возражал. Да и зачем – она и без посторонней помощи поменяла свое мнение на полярное. Да мой папочка, эта соль земли, оттрахал бы тебя до крови, до смерти, мало бы не показалось. А потом дал бы пинка под зад (как он поступил с Эйлин Костлявой, да и со всеми остальными прошмандовками).

С другой стороны, многие женщины вполне довольны такой жизнью.

Сандра со смехом откинулась на спинку стула. Расправившись чуть ли не в одиночку с графином вина, она пребывала в убеждении, что нынче блистательна и неотразима как никогда.

– Впрочем, Джакомо – настоящий художник. Вам следует взглянуть на альбом, который он издал. Называется «Сумерки Средневековья». Это действительно замечательная вещь. Правда, Джакомо?