Дорога воспоминаний - [118]

— Я назначена на двадцать пятое «легкомысленной женщиной, любящей чужих детей».

— Как ты думаешь, сможем мы поладить?

Она смотрела на него с глубокой грустью:

— Боюсь, что нет, Альбер.

Он бежал к Фостену Вантру, умолял хоть немного отсрочить укол и привить Иоланде характер, более соответствующий его собственному. Всё напрасно. Коллеги Альбера Пенселе сочувствовали влюблённой парочке. «Чета хамелеонов», как называл их номер 13, служила извечной темой всех разговоров. Альбер Пенселе попытался использовать эту популярность, чтобы поднять мятеж испытателей против профессора Дюпона. Но его не поддержали. Как и следовало ожидать, заговорщикам не хватало последовательности в мыслях.

Иоланда, со своей стороны, просила о помощи мамочку.

— Ах, лишь бы я завтра по-прежнему любила его! — повторяла она.

— Будущее в руках профессора, — качала головой мамочка.

К концу сентября истерзанные влюблённые приняли решение уволиться. Они отправились к Отто Дюпону, объяснили ему причину и извинились за то, что не могут полностью отбыть двухгодичный срок, предусмотренный контрактом. Отто Дюпон не только великодушно простил им неустойку, но обещал дать маленькую пенсию на первые три года их семейной жизни. Последний укол вернул им исходные характеры. Они приняли его с благоговением.

Через месяц они поженились и сняли двухкомнатную квартиру у Итальянских ворот.

Первое время их брак был безоблачным. Молодым с трудом верилось, что они наконец вместе. Засыпать и просыпаться рядом с тем же самым человеком! Знать, уходя, что по возвращении тебя ждёт то же лицо, те же слова, а в возможных недоразумениях виноват ты сам и никто иной!

— Мне кажется, я грежу! — шептала Иоланда.

Альбер подносил к губам её пальцы:

— Как хорошо надеяться, верить, строить планы! Помнишь твои смешные выходки амазонки?

— Смешные? Вовсе нет. Вот ты в роли потасканного донжуана!

Они смеялись над прошедшими горестями. Как-то в воскресенье они решились нанести дружеский визит профессору Дюпону. Они вернулись чуть погрустневшими и слегка встревоженными.

— Ты заметил, к корпусу испытателей пристроили ещё одно крыло, с женской стороны?..

— И уменьшили сад…

— Нет, это он нам раньше казался большим…

Дни шли за днями, и Альбер Пенселе становился задумчивым, молчаливым, нервным. Иоланда отказывалась выходить из дому и проводила в кресле перед окном целые дни, смотрела в дождь на проезжающие машины. Он поднимался, подходил к ней, целовал в лоб и шёл, волоча ноги, в свой угол. Вызванивали время часы.

— Что будем делать вечером, дорогая?

— Что хочешь, дорогой.

Альбер Пенселе вынужден был сознаться, что с женой ему смертельно скучно. И ей пришлось признать, что характеру её мужа не достаёт неожиданности.

Всё тот же мужчина, та же женщина. Они вспоминали о клиническом прошлом, когда всякая встреча несла в себе непредвиденное. Этот разгул фантазии плохо подготовил их к настоящему. Теперь уже ничего не могло произойти, ни мучительного, ни восхитительного. Ад монотонности и благополучия. Альбер Пенселе завёл себе любовницу в страшной тайне от жены. Иоланда завела себе любовника. Но обе эти связи оказались недолговечными. В тоске и раскаянии они вернулись друг к другу. Они исповедовались:

— Я изменила тебе, дорогой.

— И я изменил тебе, дорогая.

Они были очень бледны. Морща лоб, Альбер Пенселе хмуро оправдывался:

— Видишь ли, раньше я изменял тебе с тобой самой. От недели к неделе ты была и ты и другая, и я был и я и не я…

— О, как я тебя понимаю!

— Я боялся потерять тебя. Но теряя тебя, я всякий раз необъяснимо обретал тебя в другой. Ты была явной и ускользающей. Ты мне и принадлежала и нет.

— Помнишь, когда я сказала тебе: «Для меня любовь — это сражение!»? Ты был жалким раздавленным человечишкой. О, как бы я хотела, чтобы ты снова стал им.

— А я бы хотел, чтобы ты опять превратилась в карикатурный синий чулок с математическими способностями.

— О, Альбер! Альбер! Как много мы потеряли!

Она заплакала:

— Всю жизнь, — горько жаловалась она, — ты будешь — ты, а я — я! Это невыносимо, правда?

Стирая её слёзы ласковыми поцелуями, он шептал:

— О да, Иоланда! Это нестерпимо! Нестерпимо!

На следующий день Альбер Пенселе с супругой вернулись на службу к профессору Отто Дюпону.

ЧЕХОСЛОВАКИЯ

Б. КОЗАК ГОЛОВА МЕДУЗЫ

…Полон мощи Атлас!

Кто бы посмел дерзко послать ему вызов?

Но восклицает герой: «Ты дружбу мою отвергаешь?

Вот же тебе!» и пред взором его, сам отвернувшись,

Левой рукою возносит голову страшной Медузы!

Дрогнул гигант и вот — на глазах превращается в камень.

Овидий, «Метаморфозы», IV

— Что это там шевелится? Видите? — возбуждённо спрашивал стоящий у ограды худощавый человек, глядя широко раскрытыми глазами на крону развесистого дуба.

— А это какая-то птица, — ласково отвечал служитель. — Скорее всего воробей.

— Воробей! Неужели воробей? — восклицал человек, размахивая руками. — Смотрите, крутится, крутится, видите? Ну посмотрите же! — Он радостно хлопнул своего спутника по спине и залился счастливым, по-детски радостным смехом.

Потом справа что-то зашуршало.

— А, кошка! — ахнул человек. — Так это кошка? Я и не думал, что она такая красивая!