Дорога волка - [2]

У другой стороны моей кровати стояла женщина.

Она стояла очень неподвижно и смотрела на меня. Серьёзная одежда и седые волосы делали её похожей на врача. Но она была такой неподвижной, что я задумался: не может ли она быть кем-то ещё? Лунатик, потерявшийся посетитель, сумасшедшая? Я решил, что она, должно быть, врач. Я спросил её, где мама и папа. Прежде, чем она могла ответить, и прежде, чем я мог повторить вопрос, чернота вернулась.

* * *

Когда я окончательно проснулся, было утро и палата наполнилась шумом. Меня всё ещё мутило. Команда санитаров клацала стальными крышками на большой тележке из нержавеющей стали, от которой шёл пар. Примерно за десять секунд они раздали всей палате завтрак и укатили. Две медсестры переходили от кровати к кровати, толкая тележку с лекарствами. Они скармливали таблетки в маленьких бумажных стаканчиках недовольным детям. Уборщица протирала пол, напевая на языке, которого я не знал.

– Где мои мама и папа? – прохрипел я медсёстрам, которые стояли около соседней кровати. Когда они ушли, я окликнул их. – Где мама и папа?

Я пинком сбросил заправленные простыни и встал. На мгновение у меня в глазах покраснело, и мне пришлось переждать слепоту, а потом я бросился за сёстрами. Я был в больничной рубашке, разрезанной сзади. Я не помнил, чтобы её надевал. Это значило, что кто-то раздел меня, пока я спал.

– Пожалуйста, – сказала уборщица с восточноевропейским акцентом, преграждая мне дорогу. – Ты скользит на мой пол. Вернись свой кровать.

– Я должен узнать, что случилось с моими родителями. Что случилось с моими родителями?

– Я не знаю. Откуда мне знать? Вернись свой кровать.

Она загородила мне путь своей шваброй.

Я обошёл её. Я бросился к дверям палаты. Когда я был уже близко, они открылись, и ко мне поспешила вчерашняя серьёзная седоволосая женщина. Врач в белом халате за её спиной кричал: «Стойте!»

– Где мама и папа?

– Лукас, – сказала она слабым, уставшим голосом. – Лукас.

– Что случилось с мамой и папой? Где они?

– Пожалуйста, – подоспел тяжело дышащий врач, – Вам нельзя здесь находиться.

– Что случилось с моими родителями? Я хочу знать, что случилось с моими родителями! – я был в панике, мой голос становился напряжённее и громче. – Где мама и папа?

Женщина с седыми волосами коснулась моей руки, и меня тряхнуло. В ней было что-то знакомое. Она была вчерашним доктором, но знакомым было не это: она напоминала мне маму.

Тихо, как будто ей трудно произносить слова, как будто они были грубыми предметами, которые она вынимала из своего нутра, сказала:

– Они мертвы.

У неё были серые глаза со множеством чёрных точек.

– Мне жаль, Лукас, – сказала она.

– Вам принести воды? – спросил врач.

Женщина отвела меня обратно в кровать. Моим ступням было холодно на свежепротёртом полу. Она села рядом со мной и положила свою загорелую руку мне на предплечье. На ней были часы с красным ремешком из потёртой кожи. Секундная стрелка двигалась по кругу, и было странно, что она продолжала двигаться. Как она могла, когда мама и папа остановились, просто остановились?

– Я оставлю тебя с твоей бабушкой, – сказал врач. – Если что-то понадобится – зайдите ко мне.

Мне потребовалось немного времени, чтобы переварить его слова.

Я повернулся к ней.

На ней были вязаная жилетка и рубашка с коротким рукавом. Один край воротника был заправлен под вырез жилетки, второй торчал наружу. Её короткие седые волосы были жёсткими. Её кожа была бледной, как у мамы. Её лицо было широким. Её маленький рот выглядел печальным. Она выглядела вымотанной.

– Ты помнишь меня? – спросила она.

Я говорил с ней по телефону каждое Рождество, но виделись мы лишь дважды.

Бабушка.

* * *

По коридору мы шли не рядом. Расстояние между нами увеличивалось, когда мы пропускали престарелых пациентов на колясках и идущих навстречу посетителей. Меня удивляло, что все они выглядели… не то, чтобы счастливыми, но какими-то бодрыми. Санитар катил на кровати-каталке старую женщину, настолько хрупкую и невесомую, что голова её, казалось, вообще не продавливала подушку. Старуха смотрела в потолок, к её ноздрям были приклеены трубки.

Автоматические двери раздвинулись, и мы вышли в тёплый сентябрьский день.

– Подожди тут. Я схожу за машиной.

До того момента будущего для меня словно не существовало. Мой мозг будто бы завис. Я не мог принять отсутствие мамы и папы. Факт не встраивался в мир. Мир не подходил факту. Мир стал бессмыслицей. Почему во двор въезжали скорые? Почему день был тёплым? Почему крутились гигантские вентиляторы на стене здания? Почему облака двигались по небу? Казалось невозможным, что они просто делают то же, что и всегда.

А я не мог думать ни о чём другом: мама и папа умерли.

Во двор въехала бабушка на маленькой красной машине и направилась ко мне. И я снова услышал треск, скрип металла и хруст пластика. В лобовом стекле отразилась стена госпиталя, бабушка остановилась, и я вспомнил, как тот странный пёс стоял посреди дороги, как смотрел на меня своими янтарными глазами с чёрными зрачками, как он, должно быть, стоял там во время аварии, потому что когда я выполз из машины, он так и стоял посреди дороги.