Дорога ветров - [5]

Наши весьма опытные лаборанты, или препараторы-палеонтологи, – разносторонние специалисты, не только умеющие извлекать ископаемые кости из крепких пород, в которые они заключены. Препаратор – это искусный человек, знающий и раскопки, и монтировку скелетов вымерших животных в музее, умеющий изготовлять гипсовые реконструкции – восстанавливать недостающие части и куски – и многое другое.

Более всего сходны препараторы-палеонтологи с реставраторами у археологов и историков, а хорошие умельцы, конечно, редки и подчас важны для науки больше, чем иные научные сотрудники. Таким умельцем на все руки, вдобавок еще скульптором и резчиком по дереву был наш начальник раскопочного отряда Я. М. Эглон – самый опытный раскопщик. Другой препаратор – М. Ф. Лукьянова, единственная женщина в экспедиции, была искусным специалистом по очистке костей от породы, их закреплению и сохранению.

Наш автотранспорт состоял из трехосной трехтонки и двух полуторатонных грузовиков ГАЗ-АА. Трехтонка предназначалась для основной перевозки грузов и коллекций на базы, а также как бензовоз в дальних маршрутах, а полуторки – как легкие машины для всевозможных разъездов.

И вот наконец я выехал из Улан-Батора в середине сентября, чтобы присоединиться к своим товарищам, которые отправились немного раньше и уже совершили два коротких маршрута в районе Далан-Дзадагада («Семьдесят источников») – аймачного центра Южной Гоби, выбранного нашей опорной базой для южногобийских исследований.

В Улан-Баторе установилась холодная погода. На горах вокруг города выпал снег. От Богдо-улы до низких и угрюмых гор Чингильте на севере небо было закрыто сплошным покровом белесых туч. С востока вершины гор Баин-Дзурх («Богатое сердце») отдавали розовым – там солнце начало пробиваться сквозь облачный покров.

Холодный ветер врывался в кабину. Раскачиваясь и сотрясаясь, тяжело нагруженная машина ползла по бесконечному подъему. Слой снега вокруг был очень тонок, из него выступали и мелкие камни, и пучки ковылька. Поэтому вместо ровной снежной белизны склоны казались пестрыми. Черная щебенка со снегом давала чистый серый тон на откосах, а трава, торчавшая из-под снега, окрашивала горы бледной желтизной.

Дорога – собственно, накат по каменистой, щебнистой почве – поднималась по сквозной долине на перевал. Все ниже ползли суровые тучи, все сильнее свистел холодный ветер, и казалось, негде укрыться от холода в пустынных равнинах Гоби в столь позднее время года.

Орлы сидели поодаль на холмах, и хмурый вид хищников гармонировал с угрюмыми низкими тучами. Кое-где важные тарбаганы цепенели пеньками от любопытства и всматривались в машину, затем поспешно бежали к норам, смешно виляя жирными задами.

Песчанки во множестве суетились на дороге, ныряли в едва заметные дырки в плотно укатанной почве от грозных, налетавших, как смерч, колес.

– Чего эта мелочь роется на самой дороге? – спросил водитель трехтонки, шофер Андросов.

– Дело простое. На дороге земля укатана, не осыпается над входом – значит, нору вырыть гораздо легче. И сама нора крепче – дольше стоит и трудно разрыть…

– Вот как! Значит, это неспроста?

– В природе ничего «спроста» не бывает!

Слева от дороги, на маленькой ровной площадке перед отвесным утесом, лежал труп верблюда, застывший в необычной позе – с подогнутыми под себя ногами и высоко вытянутой вверх шеей. Череп свалился и лежал рядом, а мертвый верблюд, как мрачная статуя, казалось, стерег пустынную долину…

Вообще по дороге часто встречались верблюжьи трупы – в предшествующую зиму животные гибли от снежных заносов в горах.

Мы выбрались из долины и остановились у громадной каменной кучи – обо, чтобы подождать отставшую полуторку. Это обо высотой в полтора метра было сложено из гладких, скатанных камней, поднятых сюда из речных долин проходившими здесь караванами.

Обо, если находится на перевале, всегда безошибочно указывает его высшую точку, которую не всегда точно определишь на глаз, если по сторонам пути склоны гор создают обманчивую картину подъемов и уклонов. Обо – когда-то бывшее своеобразной жертвой духу горы – стало потом указателем пути кочевникам и караванам в однообразной местности.

Впереди нас, на юге, открывался широкий скат на равнину. Облачность там рассеялась, и равнина желтела в солнечном свете, раскрывая далекий и яркий простор. Необыкновенно прозрачный воздух Монголии уводил взор за десятки километров. Там виднелась новая горная гряда, но низкая, голубая и приветливая.

Солнце осветило вершину перевала, и сразу стало теплее. Подошла полуторка, и обе машины понеслись вниз, к широкой равнине, вырвавшись из хмурых, засыпанных снегом гор.

К вечеру мы проехали два сомона, которые находились в бывших монастырях и отличались великим множеством складов. Эти склады были устроены в бесчисленных деревянных домишках – некогда отдельных кельях лам. Мы остановились на ночлег в лабиринте гранитных глыб, недалеко от центра Среднегобийского аймака Дунду —, или Мандал-Гоби («Средняя, или Возрожденная, Гоби»).

На следующий день все изменилось. Яркое, чистое небо высилось над простором широких однообразных равнин, перемежавшихся с плоскими холмами или редкими грядами невысоких скал. Солнце жгло серую и редкую траву – низкую полынь, редкий ковылек.