Дорога в сто парсеков - [56]

Шатов ответил без улыбки: — Старик Омар сказал в аналогичном случае: «Нет в женщинах и в жизни постоянства». Что касается женщин…

Громкий треск прервал Шатова.

— Песчаная буря?

Шатов отрицательно мотнул головой.

— Нет, штурман. Это самый настоящий град.

Я подумал, что он шутит.

— Привезенный, конечно, с Земли?

— А теперь дождь, — спокойно констатировал Шатов.

По металлическому корпусу «Стрелы» барабанил дождь, ошибиться было невозможно.

— Штурман, я напишу на вас рапорт, — Шатов говорил почти серьезно. — Вы привели «Стрелу» на какую-то другую планету. Судя по силе тяжести, это Марс. Допускаю. Но ветер, град, дождь.

Дождь прекратился почти мгновенно. Зато ветер взвыл теперь с новой силой — пронзительно, надрывно.

— Что вы можете сказать в свое оправдание?

Я ничего не мог сказать. Я ничего не понимал.

— Допустим, где-то вблизи происходит извержение, — вслух рассуждал Шатов, прислушиваясь к вою ветра. — Но откуда град? И откуда такая плотность ветра?… Ага, опять идет дождь, вы слышите, штурман? Допустим, что это просто ураган. Но дождь, дождь! Почему на Марсе такой ливень?… Печально, штурман, однако нам придется надеть скафандры и выйти. Рации скафандров работают, попробуем установить связь и…

Резкий толчок едва не сбил нас с ног.

— А, черт! — Шатов, придерживаясь руками за стенки, прошел в центральный пост. Из люка послышался приглушенный голос. — По ртутному барометру давление четыреста миллиметров. У этой милой планеты солидная атмосфера. Так… Еще одна загадка. Величина естественной радиации вчетверо меньше марсианской… Штурман, вы посадили «Стрелу» на какое-нибудь плоскогорье Земли. Или открыли новую планету. Это неприлично.

Шатов по обычной своей манере шутил. Но настроение у нас обоих было невеселое. Надевая скафандр, Шатов помянул было старика Омара и замолчал на полуслове.

— Эх, скорее бы узнать, в чем дело! — просто сказал он. Впервые за полтора года в его голосе прозвучала усталость.

Он до отказа повернул рукоятку пневматического привода. Давление воздуха буквально сорвало оплавленный люк. В шлюзовую кабину ударил ветер.

Мы включили рефлекторы. Два узких световых пучка прорезали тьму. Снаружи творилось нечто невообразимое. Резкий, порывистый ветер гнал над самой землей обрывки взлохмаченных туч. Налетал и мгновенно прекращался дождь. Где-то далеко во тьме вспыхивали зарницы.

— Штурман, вы знаете, что сказал в аналогичном случае старик Омар? — услышал я в радиотелефоне непривычно тихий голос Шатова. — «Вниманье, странник. Ненадежна даль, из туч змеится огненная сталь».

Громадная фигура Шатова протиснулась в прорезь люка. Я поспешил за капитаном. И тотчас же удар ветра бросил меня на землю. Падая, я успел схватиться за ветви ареситы. Все-таки мы были на Марсе!

— Держитесь крепче, коллега! — крикнул Шатов. — Ползите сюда.

Шатов лежал за невысоким, густо поросшим ареситой бугром. Я пополз, преодолевая сопротивление беснующегося ветра.

— Включайте рацию, — сказал Шатов.

Я повернулся на спину, взялся за регулятор настройки. В шлем тотчас же ворвался треск атмосферных разрядов. И вдруг откуда-то издалека донесся слабый голос: «Стрела, Стрела, Стрела… Стрела, Стрела…»

— Вы слышите, штурман? — кричал Шатов. — Давайте пеленговать.

К моему удивлению, рамка пеленгатора показывала вверх, в небо. В разрывах туч над нами мелькал небольшой, вдвое меньше лунного, желтый диск.

— Фобос! — Шатов махнул рукой вверх. — Фобос, спутник Марса. Они говорят оттуда.

Отвечать мы не могли. Слабые передатчики скафандров имели радиус действия около трехсот километров, а до Фобоса было девять тысяч. «Стрела, Стрела, Стрела…» — звали с Фобоса.

— Вот заладили! — сказал Шатов. — Затем последует концерт танцевальной музыки — и передача окончена. Спокойной ночи, дорогие радиослушатели!…

Цепляясь за ветви ареситы, он встал. Я видел, как содрогалась под ударами ветра его массивная фигура.

— Смотрите, штурман!

В голосе Шатова прозвучало нечто, заставившее меня привстать.

— Смотрите!

Он показывал в темноту. Я ничего не видел. Луч рефлектора растворялся в бездонной тьме.

Потом впереди низко над землей блеснул сиреневый разряд молнии. И как на застывшем киноэкране, я увидел: на нас шла стена воды. Холодный сиреневый свет вспыхнул на мгновение. Огромная волна казалась неподвижной — наклонившаяся, вспененная, страшная.

— Назад! — хрипло выкрикнул Шатов.

Он побежал к «Стреле», подпрыгивая, оборачиваясь. Порыв ветра отбросил меня в сторону. Я упал на колени. Луч света впереди замер, метнулся, уперся в глаза. Шатов помог мне подняться. В радиотелефон я отчетливо слышал его хриплое дыхание.

— Быстрее, штурман, быстрее…

Он втолкнул меня в люк. Взвизгнув, хлопнула крышка.

И тогда я услышал гул приближающейся волны.

Ровный, очень слитный, он неуклонно надвигался, поглощая все остальные звуки — шорох кустарника, треск дождевых капель, свист ветра. Он нарастал, превращаясь в яростный, вибрирующий вой.

— Держитесь! — крикнул Шатов, и голос его потонул в грохоте обрушившейся волны.

Я протянул руки -они схватили пустоту. Пол выбило из-под ног. Я упал на Шатова. И тотчас же наступила тишина.

— Осторожнее, коллега… — поднимаясь, сказал Шатов. — Вот так. Я догадался, что случилось с Марсом. Марс превращен в заповедник для любителей острых ощущений. Полагаю, сейчас начнется небольшое, хорошо организованное землетрясение…