Дорога в Средьземелье - [2]
Я несказанно благодарна вcем, кто помог мне осуществить этот перевод, — и прежде всего самому профессору Шиппи, который с неизменной любезностью и терпением отвечал мне на вопросы и помогал разобраться в темных для меня местах текста. Кроме того, спасибо сэру Дэвиду Дагану, послужившему мне проводником по закоулкам незнакомых цитат, чисто английских аллюзий и шуток с двойным дном, недоступных пониманию «чужаков». И — под конец — спасибо семье, которая немало помогла мне мудрым советом и создавала для меня (казалось бы, из ничего) необходимое для работы время…
Мария Каменкович
ОТ АВТОРА
Меня несколько раз недвусмысленно предостерегали против того, чтобы браться за эту книгу. Получил я такое предостережение и от самого профессора Толкина: прочитав более двадцати лет тому назад коротенький и очень ранний отрывок из нее, он откликнулся со всей возможной любезностью и" намекнул, что хотел бы «побольше поговорить» со мной «по поводу “авторского замысла", по поводу того, как он прочитывается или ощущается в большой, законченной работе, и о том, как трансформируются реальные события или переживания в процессе собственно сочинения и как их видит и ощущает бодрствующий разум». Очевидно, Толкин чувствовал, что слишком рано обрадовался тому, что якобы выявил его «замысел», и, как это обычно случается с литературными критиками, сразу и неоправданно полюбил мною же самим выдуманную схему. За несколько лет до письма ко мне, в своей «Прощальной речи в адрес Оксфордского университета» (ныне опубликованной в сборнике его эссе), Толкин ясно дал понять, что придерживается весьма низкого мнения о «литературоведческих исследованиях» как таковых, а его письма свидетельствуют о том, что он с большим подозрением относился к изучению «источников» его собственного творчества. И все же в книге, которая предлагается вниманию читателя ныне, я, вопреки всему, продолжаю начатый тогда разговор о «замысле» и «источниках». В некотором смысле, эта книга спорит с собственным предметом — или, лучше сказать, противоречит пожеланиям того, кто создал этот «предмет». Однако я все же смею надеяться, что поддался «мороку» меньше других. Как–никак мне указали на опасность еще в самом начале пути, а в университете я учился по плану, который был некогда одобрен самим профессором Толкином (и по которому, как правило, он преподавал и сам). Поэтому главная моя благодарность — самому профессору Толкину: за быстрый и благосклонный ответ на мое давнишнее письмо.
Кроме того, эта книга не могла бы быть написана без той неоценимой помощи, которую оказали мне три книги Хэмфри Карпентера: «Дж. Р. Р. Толкин: Биография», «Инклинги» и «Письма Дж. Р. Р. Толкина» (последняя книга была издана X. Карпентером с помощью Кристофера Толкина). Эти работы снабдили мои исследования необходимым каркасом, и я постоянно ссылаюсь на них. Более того, и Карпентер, и Кристофер Толкин прочли не одну сотню строк моей книги, когда она была в рукописи, и, отнесясь к ней вдумчиво и великодушно, исправили множество ошибок, как фактических, так и интерпретаторских. Оставшиеся ошибки остаются целиком и полностью на моей совести, равно как и основное направление моей аргументации, которого, впрочем, не смог бы изменить никакой советчик. Я в большом долгу у Райнера Анвина, который в течение длительного времени оказывал мне ненавязчивую моральную поддержку, а также у миссис Пам Армитидж, которая с исключительной тщательностью по многу раз перепечатывала мой текст по мере внесения в него исправлений,
Бывшие и теперешние друзья и коллеги снабдили меня немалым количеством добавочной информации. Особенно я признателен Джону Бурну, Лесли Барнегт, Дженет и Малькольму Годденам. Тони Грину, Констанс Хайатт, Дэвиду Мэссону и Рори МакТурку. Многие толкинисты, как входящие, так и не входящие в британское Толкиновское общество, по ходу дела помогли мне уточнить множество разнообразных деталей. Я должен особенно поблагодарить Рону Бир и Джессику Йитс — за множество минных писем и дополнений к тексту. Неоценимую помощь оказали мне также Чарльз Ноуд и Гарри Кьюрис. Некоторым из полученных советов я отдаю должное непосредственно в тексте и примечаниях к нему.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».