Дорога в Лефер - [40]

— Анку, — кивнув, заметил Конхобар.

Он застыл на месте, думая, что же произойдёт дальше. Если верить легендам его народа, сейчас перст указующий должен был испепелить бренное тело героя Альбы. А душа же его, кричащая и вопящая, должна была быть проглочена Анку. После же Костяной человек вернулся в телегу, запряжённую скелетами лошадей, и отправился за очередной жертвой. А один из Ходящих между мирами должен был бы обнять душу и взмыть с ним вверх, к небу, к иным тропам. И там, между мирами, душа Конхобара радовалась свету звёзд и бродила в свите одного из богов, навсегда ушедших прочь из Хэвенхэлла. Только однажды, когда небо падёт на головы смертным, умершие вернутся в столь любимый (или люто ненавидимый, уж кому как) мир. Но это будет уже совсем другая история…

Сейчас же Анку…

О, Анку!..

Он, удовлетворённо кивнув замершим героям, довольный (если судить по торжествующей тьме глазниц) произведённым эффектом, сделал шаг им навстречу. Затем — ещё шаг. Рагмар, ощущая древность и мощь Анку, в благоговении склонил голову свою. Орк умел уважать божественные силы, а потому не мог поверить, что за мгновенье до того поднял руку на саму смерть альбианского народа.

Конхобар удивлённо вскинул правую бровь, когда Анку поравнялся с ним… и прошёл мимо, дальше к столу. С жутким (по-настоящему жутким, уж поверьте!) стуком олицетворение смерти уселось на лавку и, подперев руками нижнюю челюсть, затихло. Свет померк. Ветер (Конхобар, стоявший практически у самой двери, не почувствовал его дуновения) задул почти все свечи в зале. Анку потянулся за появившейся из сумрака кружке. Густая пенная борода венчала бесхитростный глиняный ободок. Смерть обкорнала эту бороду, припав к кружке. Раздалось жадное чавканье. Так пить можно только в последний раз в жизни. Верно, только так Анку и мог.

Олицетворение смерти, наплевав на все приличия, рыгнуло. А мгновение спустя из-под гладкого черепа раздался мелодичный напев. Конхобар, подобравшись, прислушался к мелодии… А спустя мгновение подхватил её…

Чарующая и притягательная, песнь сия рвалась наружу, унося прочь из мира сего, становясь ещё прекраснее оттого, что ни слова не было из неё понятно Олафу и Рагмара. И только Ричард из их небольшого отряда понимал, о чём поют эти двое. Он понимал и — в сумраке то было легко — незаметно для других плакал. Слёзы его двигались в такт старинной песне.

Арфу тронь, филид,

Жизнью расплатись за стих.

Все что есть в миру — забудь.

Только не забудь мой рассказ, филид.

Смех забудь, филид.

То был древний государь,

Чьё имя Альба вспоминала встарь.

Только жизнь его прошла, филид.

И покой забудь, филид.

Он уходил один, один.

Средь воронов и костей.

Он был один, понимаешь, филид?

Ты про кровь забудь, филид.

Боги звали короля к себе.

То подвиг был, богов достойный.

Но где те боги, когда люди мрут, филид?

Ты про смерть забудь, филид.

Кто король был, умолял.

Он просил небесных дать земной приют его костям.

И, не в силах отказать, обрекли его, филид.

Ты про гнев забудь, филид.

Кто король был, тот восстал.

Наречённый стражем душ,

Он остался здесь, средь любимых тропок и долин.

Понимаешь, кто то был, филид?..

Ричард, не в силах перевести слова этой песни на родной язык, понимал лишь исковерканный смысл сего песнопения.

Но Конхобар — о, он понимал. А потому тоже плакал. Он оплакивал первого короля древней Альбы, не пожелавшего даже во смерти покидать детей своих. И каждый герой, в чьих жилах текла хотя бы одна кровинка тех, кто шествовал по бесконечным лугам и петлял меж вековечными холмами, понял бы слёзы эти. Понял бы — и зарылся лицом в ладони. Потому что ни один, в чьих жила текла ходя бы одна кровинка той крови, не мог без сердечной боли слушать эту песню…

* * *

— Лишь одну легенду я не записал сюда. И не жалею о том, совсем нет. Она навсегда должна храниться лишь на устах, ибо пергамент не сможет рыдать, а буквы не смогут дрожать, рассказывая её, — грустно улыбнулся Дельбрюк.

На столе его лежало одно из тех самых писем. Ещё один из его учеников ушёл в Мир.

— Что это за легенда, учитель? — Ричард обратилась в стрелу, готовую полететь в заокраинные земли и поразить цель. — Прошу Вас, расскажите!

— Вы действительно того хотите, юный Ричард? — Дельбрюк скосил взгляд на ещё неоткрытое письмо.

Зная, что там написан, Рудольф подумал, что сейчас самый подходящий момент вспомнить то древнее предание.

— Тогда слушайте, Ричард, но обещайте хранить это предание в самом надёжном месте.

В ответ на немой вопрос удивлённых глаз Ричарда, Дельбрюк прижал ладонь к сердцу. Магус кивнул.

— Что ж… Храните эту легенду, Ричард. Вы достойны того, чтобы уйти в Мир, вспоминая в свои последние мгновения это предание, столь сказочное и вероятное, что сразу понимаешь — то было на самом деле…

Верховный король Альбы, собравший воедино все кланы своего народа, страшился за будущее новорождённого государства. Был он уже не столь молод, и, хотя был у него сын, знал, что нелёгкие времена предстоит альбианцам пережить в будущем. Пребывая в тяжких раздумьях, он страшно заболел и слёг. Лекари и филиды — все предвещали, вторя друг другу, скорый конец великому владыке. И вот соседи, давным-давно ждавшие удобного момента откусить кусок землицы от Альбы, подняли головы. Словно сговорившись (а может, так на самом деле и было), они напали со всех сторон. Альбианцы сражались яростнее львов и сильнее обречённого на смерть бурого медведя. Но не в силах они были без своего владыки сдержать вражий напор. Когда плач и стенания донеслись до башни, на самом верхнем этаже которой располагались королевские покои, правитель Альбы пришёл в сознание. Услышав печальный зов своего народа, наплевав на просьбы врачей и мольбы родных, он опоясался мечом. Говорят, что то был волшебный меч, подаренный королю обитателями иных миров, ангелами. И едва коснулся он прохладного металла, как сознание его пронзило понимание: приближается последняя его битва. Но знание это лишь укрепило волю короля, и он отправился на бой.