Дорога в Лефер - [37]

— Забавные вирши… — Олаф, севший напротив Конхобара, поймал на себя его испепеляющий взгляд.

Воин из Альбы относился к этим словам серьёзнее, чем к чему бы то ни было на свете.

— Это древние заклинания филидов. Боги шепчут им эти слова в уши, и должно лишь повторять их должным образом. Но у богов другое, не похожее на наше, разумение, и филиды видят только образы, тени от огня или отражение в воде. Или же очертания облаков, складывающиеся в рисунок. Или морозные узоры на замёрзшей Тропе миров. Все по-разному. Но все видят одно — слова богов, будущее того, кому Ходящие между даруют величие и славу.

Рагмар лопнул себя по лбу. Он понял! У орков прежде были в ходу подобные запреты, да и сейчас многие их соблюдают, запреты, оберегающие от злых духов. Теперь поведение Конхобара стало ему понятнее.

— Ты вызвал гнев своих… духов? — покачал головой орк.

В глазах его читалось понимание и сострадание, которое людям вроде Конхобара было неведомо.

— В каком-то роде, — кивнул воин из Альбы. — В стародавние времена мы заключили договор с Ходящими невидимыми тропами и той, кого Стражей мы зовём.

— Стражей? — переспросил Олаф, оторвавшийся от поедания заячьего рагу. — У вас же так, кажется, зовут Палача?

Конхобар кивнул, отрывая шмат мяса от свиной ноги. Что-то, а аппетит перед смертью он не потерял.

Рагмар подумал, что не так должно вести себя перед встречей с духами. Что это вообще такое?

— Не похож ты на умирающего, разноцветноволосый человек, — покачал головой Рагмар.

Конхобар пожал плечами. Он сперва хотел что-то сказать, но потом поднял вверх указательный палец евой руки, показывая, что сначала хочет прожевать мясо. Сглотнув и умиротворённо сложив руки на груди, он произнёс:

— Таково было моё последнее желание, исполненное Анку… Нарушивший гейсы, если то великий воин и герой, имеет право на последнее желание. Отправляясь на тот свет, я хотел бы наесться. Мало ли, что меня ждёт на другом краю Тропы между мирами? Есть, быть может, мне не придётся много дней спустя.

Олаф рассмеялся услышав рассуждения воина из Альбы. Он не верил ни в тот свет, ни, по большей части, даже в этот. Но смех его оборвался, когда на него неодобрительно зыркнул Рагмар. Зеленокожий оценил предусмотрительность Конхобара. И вправду, пока будешь подниматься вверх или спускаться вниз по Мировому древу, успеешь проголодаться! Умный этот человек, Конхобар.

— А теперь… Пока ещё есть время… Я расскажу о том, как были нарушены гейсы-запреты.

Конхобар прочистил горло и посмотрел прямо в глаза Олафу.

— Везучий, ты всегда выбираешься из передряг. Уверен, что тебе ещё многие годы удастся это проделывать. Ты должен будешь найти кого-нибудь из филидов Альбы, тех, кто хранят память о былом. Пожалуйста, запомни мой рассказ и передай его им. Прошу, как воин — воина.

Воин из Альбы во второй раз за разговор был серьёзен как никогда. Везучий кивнул. Предсмертная просьба собрата по ремеслу — это святое, пусть он даже воевал бы за вражью сторону.

— Что ж. Пусть филиды назовут эту историю… — Конхобар пригладил волосы (и без того казавшиеся намертво прилипшими к макушке), и взгляд его остановился на обглоданных костях поросёнка. — Да! Пусть историю эту назовут «Поеданием хряка из…». Как там называют сии края в моей Альбе? Эфель-Туатом? Да! Пусть это будет «Поедание хряка из Эфель-Туата!»

И смех Конхобара плавно перетёк в рассказ…

То было год спустя после дарования высшей цены чести. Конхобар наслаждался жизнью, полной битв, крови и смерти, — настоящей жизнью воина Альбы. Но едва взор его обращался на женщин, на лицо налетала грозовая туча. В свои двадцать лет он ещё не был женат, а ведь это почти возраст старости! Иногда сознанию его представлялись картины настоящей, самой что ни на есть глубокой старости — сорока лет! О! Кто подал бы ему чашу воды? Ведь вино, наверное, уже нельзя будет пить неразбавленным… И смыл тогда в питии такого вина? Уж лучше воду! Да, родниковую воду Маг Туиред, знаменитой…

Размышления Конхобара прервал женский смех. И был он столь мелодичен и звонок, что воин принялся озираться по сторонам, чтобы понять, откуда идёт сия музыку жизни.

На высоком холме по правую руку от дороги резвились, играя в догонялки три альбийских девы. Но, признаться, не видел двух из них Конхобар, ведь взор его оказался прикован к одной, самой прекрасной и статной, облачённой в узкое на талии платье, зелёное, как первая весенняя трава. Доблестный воин спрыгнул с коня и двинулся к тому холму, словно бы притягиваемый невидимыми цепями. На негнущихся ногах, не в силах оторвать своего взора от прекраснейшей из дев, Конхобар приблизился к воплощению своей мечты. Девушки, завидев статного парня, прыснули в кулачки и прекратили играть в догонялки. Они с интересом поглядывали на воина, чей цвет — а точнее, цвета — стали известны во всех землях, где говорили на альбийском или понимали его.

— Здравствуй, отражение прекраснейшей из Идущих по заокраинным тропам! Скажи мне, как зовут тебя? — спрашивал зачарованный Конхобар.

Бывшая в те минута — для Конхобара, конечно же — единственной на свете девушка прыснула в кулачок. Её золотистые кудри разметались по лбу при этом.