Дорога свободы - [64]

— Семь тысяч триста за два первых участка. Это дешевка, Гидеон, это просто даром! Четыре тысячи семьсот пятьдесят долларов за третий. Вот у вас и земля! Почти что три тысячи акров.

Они с триумфом возвращались домой. Старый Джемс Алленби правил мулами, а Гидеон и Абнер распевали пьяными голосами: «Сирень молодая покрылась росой, мне грустно, родная, что ты не со мной». Абнер не пожалел двух долларов на кувшин маисовой водки, и за долгий путь от Колумбии они с Гидеоном выпили его весь до донышка. Гидеон пить был не мастер, он пил редко, да и то самую малость. Так что и на этот раз три четверти пошло Абнеру, и только остаток Гидеону, но действие на обоих было одинаковое. Гидеон кричал всем встречным: — Мы — это завтра! Мы — это будущее! — В Карвеле Алленби рассказал, как все было. Рэчел, смеясь, укладывала Гидеона в постель; он тащил ее за собой, а она отталкивала его, приговаривая: — Как тебе не стыдно, Гидеон, как тебе не стыдно... — Но все это так напоминало ей прежнее время, когда оба они были молоды; Гидеон смеялся и пел своим густым басом, пока, наконец, не уснул.

На другой день брат Питер созвал всех на собрание. Гидеону он сказал: — Брат, если забудешь господа бога, если не смирение будет у тебя в сердце, а гордость и бахвальство, то и господь бог забудет тебя. — Потом, уже мягче, добавил: — Ты поведешь наш народ, Гидеон. Это тебе испытание от бога. Неси его со смирением. Не гордись, Гидеон! Если удалось тебе сделать доброе, так только потому, что люди верят в тебя. И я в тебя верю, уже давно поверил. Не обмани меня, Гидеон. Ты теперь ученый, ты пойдешь все выше и выше, как по крутой лестнице. Оглянись, Гидеон, посмотри вниз.

— Прости меня, брат Питер. Я не хотел никого обидеть.

— Знаю, что не хотел, ты добрый. Но послушай меня, Гидеон, загляни в себя и обрети в сердце бога. Обрети бога и доверься ему.

— У тебя свой путь, — мягко сказал Гидеон, — а у меня свой. Но тебя я так почитаю, как никого на свете.

— Верю тебе, Гидеон, — промолвил брат Питер. Свою проповедь он начал так: — Сказано в Книге чисел: «Мы пришли в землю, куда ты послал нас, и воистину она течет млеком и медом; и вот плоды ее». — Он говорил медленно и отчетливо. В стране безземельных им выпало счастье владеть землей. Это милость божья, но это также искус, возложенный на них, ибо когда негр покупает землю, тысячи злобных глаз следят за ним. — Трудитесь на ней так, чтобы быть благим примером, — закончил брат Питер.

После проповеди начался раздел земли. Это надо было сделать немедленно, раз они хотели теперь же перебраться на новые участки и построить какие-то убежища на зиму. Гидеон предвидел, что будет трудно — но что будет так трудно, он не ожидал: все кричали, спорили, ссорились из-за каждого клочка земли, завидовали друг другу, бранились, белые встали против негров, негры сплотились против белых. Наконец, Гидеон закричал на них:

— Хватит! Довольно! Дурачье! Подумайте, чего мы добились, а из-за пустяков готовы перервать друг другу глотки! Мы вот как сделаем. Выберем одного, проголосуем, и пусть он делит землю. Ну, кого? Говорите.

Все хотели Гидеона, но он отказался. Тогда назвали Алленби и брата Питера. При голосовании брат Питер получил на три голоса больше. — А тебе кто землю выберет? — спросил его Трупер. И брат Питер ответил: — Возьму, что останется. Это не важно. — Все переглянулись, сконфуженно улыбаясь. После этого дело пошло лучше.

Тут же вскоре настало время новых выборов, и на этот раз все приняли их как простое и естественное событие, вполне в порядке вещей: люди сами не замечали ни перемены в себе, ни тысячи мелочей, вызвавших эту перемену. Год назад они шли на выборы с ружьями. Теперь другое дело. Изменилась страна, изменились люди. Будущее стало уже настоящим, и они были частью его. Ранним утром в первый четверг ноября они все вместе, и негры и белые, отправились в город. Уже ощущалась близость зимы, по пыльной дороге гнало ветром сухие листья. Негры, все как один, решили голосовать за республиканцев; но Абнер Лейт сказал, что, прав он или не прав, а он все-таки будет голосовать за демократов. За них голосовал его отец, за них голосовал его дед, и ему не пристало нарушать обычай. Но в город они пошли все вместе.

Часть II

СРАЖЕНИЕ

Глава восьмая

О том, как Гидеон Джексон имел разговор с одним очень утомленным человеком

Гидеон вынул часы и посмотрел на них: без двадцати три, а он ждет с двух часов. Он рассчитывал попасть на прием, кончить разговор и еще поспеть на вокзал к поезду в 5.16, с которым Джеф должен приехать из Нью-Йорка. Что ж, может быть, и поспеет. Сказать ему нужно очень немного, да и то вряд ли к чему-нибудь приведет.

Была середина февраля, и на дворе шел снег — вашингтонский снег, большие мокрые хлопья, которые расплющивались об оконное стекло и крупными холодными каплями сползали вниз. Гидеон откинулся в кожаном кресле, сложил руки на коленях. Хорошо бы уснуть и спать долго, долго, как он не спал уже много месяцев, — спать и все... и ни о чем не думать, а потом проснуться свежим и бодрым. Но какая уж бодрость в сорок пять лет? Гидеон покачал головой, усмехнулся и стал думать о Джефе. Джеф — это более приятная тема для размышлений; Джеф — это, по крайней мере, реально. Он спрыгнет с поезда и большими шагами устремится к отцу. А вдруг нет? Вдруг он будет стоять неподвижно и молча смотреть на Гидеона, и оба почувствуют, что они друг другу чужие? Нет, этого не может быть. Семь лет не такой уж большой срок. Да, но какие семь лет! Семь лет в Эдинбурге, за которые застенчивый негритянский мальчик превратился в доктора медицины, — такие семь лет чего-нибудь да стоят!