Дорога скорби - [42]

— Я получу человека, который написал рапорт о Квинте.

Я смотрел в стакан и не поднимал взгляда на его лицо.

— Если вы собираетесь сделать маленькому ребенку что-то, что ему не нравится, — сказал я, — например укол, вы сначала рассказываете ему, какой он храбрый, и надеетесь, что он позволит сделать это и не будет сопротивляться.

Воцарилось молчание, затем он усмехнулся. Здесь был какой-то подвох.

— Так что это за работа? — обыденно спросил я. Он подождал, пока четыре бизнесмена подойдут, закажут выпивку и удалятся со своими денежными разговорами за дальний от нас столик.

— Вы знаете такого Оуэна Йоркшира? — спросил Татум. Для новоприбывших он выглядел праздно, но только не для меня.

— Оуэн Йоркшир. — Я пошарил в памяти в поисках этого имени и нашел одни догадки. — Владелец пары лошадей?

— Да. А еще он владелец «Топлайн фудс».

— "Топлайн"... спонсор скачек в Эйнтри? А Эллис Квинт был почетным гостем на ленче, который давала «Топлайн» накануне Большого национального?

— Вот именно.

— Так в чем проблема?

— Надо проверить, не он ли манипулирует делом Квинта ради своей личной выгоды.

— Я слышал, что за этим делом кто-то стоит, — задумчиво сказал я.

— Найдите, кто это и что им надо.

— Попытаюсь. Но почему я? Почему не полиция? Почему не «старина Интернет»?

Он прямо посмотрел на меня.

— Потому что вы включаете в свои услуги молчание.

— Я беру дорого, — сказал я.

— Аванс и дополнительное вознаграждение, — пообещал он.

— Кто платит? — Все будет идти через меня.

— И подразумевается, — сказал я, — что если будут результаты, то они ваши. А предъявлять иск или нет — это тоже будет ваше дело.

Он кивнул.

— Если вы желаете знать, — сказал я, — когда дело дошло до Эллиса Квинта, я вернул своему клиенту деньги, чтобы остановить его самому. Клиент поначалу не поверил, что это сделал Эллис. Я сделал свой выбор. Должен сказать, что вам придется пойти на этот риск.

Он наклонился вперед и протянул свою толстую руку.

— Пожмем друг другу руки, — сказал он и схватил мою с такой силой, что я зашипел от боли. — В чем дело? — спросил он.

— Ни в чем.

Незачем ему знать слишком много, подумают я. Мое доброе имя было превращено в лохмотья, сломанная кость болела, а в перспективе меня ждало препарирование адвокатами Эллиса. Они мной займутся, точно так же, как Джонатаном, моим приятелем с разноцветными волосами.

— Мистер Татум, — начал я.

— Дэвис. Мое имя Дэвис.

— Вы дадите мне гарантию, что не будете рассказывать об этом деле в Жокейском и прочих клубах?

— Гарантию?

— Да.

— Но я же говорил вам... это к вашей чести.

— Это личное дело. Я не люблю шумихи.

Он задумчиво посмотрел на меня.

— Я даю вам гарантию.

Я хотел верить ему, но... Он был уж слишком клубный человек, завсегдатай комнат с темными панелями, полных давно подорванных репутаций и смачно повторяемых тайн: «Только тебе по секрету, старина».

— Сид.

— Да?

— Что бы ни писали газеты, те, к чьему мнению реально прислушиваются, уважают вас.

— И кто же это?

— В клубах легко распространяются слухи, но в наши дни власть имущие там не лгут.

— Власть имущие блуждают кругом, как северный магнитный полюс.

— Кто это сказал?

— Я.

— Нет, я имею в виду, вы это придумали?

— Понятия не имею.

— Власть в наши дни раздроблена, — сказал он.

Я добавил:

— И где есть власть, там необязательно появляться.

Он просиял, как будто сам это придумал. Тут у меня над ухом зашуршала одежда и донесся цветочный аромат, молодая женщина придвинула к нашему столику кресло и с торжествующим видом уселась.

— Вот так так, — сказала она. — Мистер Дэвис Татум и Сид Холли!

Какой сюрприз!

Я повернулся к озадаченному Татуму и сказал:

— Это мисс Индия Кэткарт, которая пишет для «Памп». Если вы ничего не скажете, то прочитаете, что говорили то, чего никогда не думали, а если что-то скажете, то пожалеете об этом.

— Сид, — насмешливо-печально сказала она, — вы не можете не грубить?

Татум возмущенно открыл рот, и я, опасаясь, что он бросится меня защищать, покачал головой. Он посмотрел на меня, затем спросил самым беспристрастным адвокатским тоном:

— Мисс Кэткарт, почему вы приехали сюда?

— Как почему? Чтобы встретиться с вами, конечно.

— Но почему?

Она перевела взгляд с него на меня и обратно. Выглядела она точно так, как я помнил, — безупречная фарфоровая кожа, голубые глаза, четко очерченные губы, черные блестящие волосы. Она была одета в коричневое и красное с янтарными бусами.

— Разве это прилично, когда члена коллегии государственной прокуратуры видят беседующим со свидетелем?

— Нет, — сказал Татум и спросил у меня:

— Вы говорили ей, что мы встречаемся здесь?

— Нет, конечно.

— Но тогда каким образом вы, мисс Кэткарт, оказались здесь?

— Я же вам сказала. Ради репортажа.

— В «Памп» знают, что я здесь? — спросил я.

С тенью недовольства она ответила:

— Я не ребенок. Я действую сама по себе, знаете ли. И как бы там ни было, меня послала газета.

— Это в «Памп» вам сказали, что мы здесь? — спросил Татум.

— Мой редактор сказал мне пойти и посмотреть. И он был прав!

— Сид? — Татум поднял брови.

— Ага, это интересно.

— Кевин говорит, что вы ходили в школу в Ливерпуле, — сказала мне Индия.

Озадаченный Татум спросил: