Дорога перемен - [62]

— Заплатишь из денег от Барта Поллока? — спросила она.

Фрэнк вздохнул:

— Ну вот что ты сейчас делаешь? Воюешь со мной.

— Ничего подобного.

— Нет, воюешь. И что хуже всего, ты воюешь с собой. Именно этим мы оба беспрестанно занимались, но пора уже стать взрослыми и прекратить войну. Не знаю, из денег ли Поллока я буду платить, и, если честно, мне наплевать, какие деньги на что идут. Мы вроде бы два взрослых человека, и если одному из нас требуется помощь, мы должны по-взрослому ее обсудить. Вопрос, как она «будет оплачена», второстепенный. Раз нужно, будет оплачена. Я тебе обещаю.

— Как мило. — Смутное движение тени и шорох обивки подсказали, что Эйприл встает. — Давай пока прекратим этот разговор. Я до смерти устала.

Прислушиваясь к ее шагам в прихожей, потом к скрипу кровати, а затем к тишине, Фрэнк прикончил свою выпивку с привкусом поражения. Он выложил последний козырь и почти наверняка проиграл.

Однако на следующий день прибыло нежданное подкрепление; наступило воскресенье — день второго визита Джона Гивингса.

— Привет!

Едва он вышел из машины и в окружении суетящихся родителей косолапо заспешил к дому, стало ясно, что нынче все будет гораздо сложнее, чем в прошлый раз. Его крайне возбужденное состояние не сулило дружеских прогулок и воспоминаний о радиопередачах. Поначалу вид гостя вселял тревогу, и Фрэнк не сразу понял выгодность и остерегающий эффект его визита. Наглядный пример законченного психа призывал Эйприл к размышлению. Пусть теперь скажет, что ей все равно, если она тоже чокнутая.

— Когда отбываете, ребята? — пресек Джон восторженную тираду матери о чудесном деньке.

Они сидели на задней лужайке, куда Эйприл подала чай со льдом, — вернее, сидели все, кроме Джона. Он расхаживал взад-вперед, но изредка останавливался и, прищурившись, смотрел на дальний лесок и дорогу, словно обдумывал какое-то важное секретное дело.

— Вы сказали, в сентябре? — спросил он. — Я запамятовал.

— Точно еще не известно, — промямлил Фрэнк.

— Но месяц-то здесь пробудете, да? Дело в том, что я вынужден просить кого-нибудь… — Джон осекся и удивленно оглядел лужайку. — Ребята, а куда вы прячете детей? Старушка Хелен о малышах все уши прожужжала, а я их так и не видел. Что, они каждое воскресенье на дне рожденья?

— Дети ушли к друзьям, — ответила Эйприл.

Джон одарил ее долгим взглядом, который затем перевел на Фрэнка, и, сев на корточки, принялся дергать травинки.

— Что ж, понятно, — сказал он. — Если б в мой дом заявился параноик, я бы, наверное, тоже увел детей. Если б они у меня были. Как и дом.

— Ваши яичные сэндвичи просто чудо, — вмешалась миссис Гивингс. — Эйприл, вы должны дать мне рецепт.

— Подожди, мам, ладно? Она тебе после скажет. Выслушайте меня, Уилер. Это важно. Дело в том, что я вынужден просить кого-нибудь о любезности, и коль скоро вы пробудете здесь еще месяц, хотелось бы обратиться к вам. Много времени это не займет, а денег не потребует вовсе. Вы могли бы свести меня с адвокатом?

Говард Гивингс откашлялся:

— Джон, не начинай эту историю с адвокатом. Успокойся, пожалуйста.

Лицо Джона обрело выражение человека, чье терпение имеет разумные пределы.

— Пап, ешь замечательный яичный сэндвич и не встревай, а? Выключи свой аппарат, что ли… Давайте отойдем в сторонку. Только жену захватите. — С заговорщицким видом он увел хозяев в дальний уголок двора. — Я не таюсь от предков, но они без конца будут перебивать. Вот какое дело: я хочу выяснить, имеют ли пациенты психиатрической лечебницы какие-нибудь законные права. Сможете для меня узнать?

— Даже не знаю, так с ходу не скажешь… — замялся Фрэнк.

— Все, все, про это забыли. Чтобы это узнать, вам, наверное, придется потратить деньги, а я прошу только о времени. Раздобудьте имя и адрес хорошего адвоката, а дальше я сам. Понимаете, у меня накопилось много вопросов, и я готов заплатить за ответы. Уверен, мое дело выигрышное, вот только б разобраться с законными правами…

Было бы довольно одного его взгляда, который перебегал по лицам супругов и временами скакал за их спины, проверяя, чем заняты родители, было бы довольно его бескровных сухих губ и щетины волос, но он еще говорил и говорил, отчего все больше обретал облик измученного болезнью сумасшедшего.

— …Нет нужды объяснять мне про шаткую позицию человека, который с журнальным столиком гоняется за матерью; здесь все очевидно. Если он бьет ее столиком и убивает, это уголовное дело. Если он разламывает столик и наносит другой ущерб, в результате чего мать подает в суд, это гражданское дело. Хорошо. В любом случае позиция человека шатка, однако никто не может покуситься на его законные права. Предположим, имел место второй случай. Побоев нет, столик сломан, ущерб нанесен, однако женщина, мать, не пользуется своим правом обращения в суд. Допустим, она просто вызывает полицию. Скажем, она связалась с полицейскими и… Пап!

После этого явно бессмысленного вскрика Джон попятился, точно загнанный беглец, лицо его исказилось гримасой угрозы и страха. Обернувшись, Фрэнк понял, что все это было вызвано медленным приближением Говарда Гивингса.

— Пап! Я же просил не вмешиваться! Просил? Я не шучу, пап! Не смей