Дорога на океан - [16]

За этот срок образ покойницы как бы тинкой заволокло. И только один человек дальними, окольными путями напомнил ему о Катернике. Однажды он вошел к Курилову без доклада и чумазыми кулаками оперся в стол.

— Моя фамилия Протоклитов. Вы вызывали меня, начальник.

— И даже дважды!.. У меня создалось впечатление, что вы избегаете меня.

— Это неверно, незачем! Я вернулся в Сакониху час спустя после вашего отъезда,— с достоинством и без подобострастия объяснил он.— Я слушаю вас, начальник.

— Садитесь, я сейчас освобожусь,— не подымая головы и посасывая потухшую трубку, бросил Курилов.

Перед ним лежал финансовый план дороги, поставленный на вечернее обсуждение в наркомате. Такого рода заседания бывали в особенности боевыми. Дорога давала дефицит. Курилов просматривал листы в последний раз, ставя на полях отметки цветным карандашом. Внимание его раздвоилось. Он услышал чирканье спички и вслед за тем ощутил дым дурного табака. И тотчас же крупным планом увидел перед собою полыхающую спичку. Сперва он не понял даже, что ему давали прикуривать. Спичка догорала. Черный, вроде спорыньи, рожок угля гнулся в сторону; пламя лизало протоклитовские пальцы, но они оставались неподвижны. В складках кожи чернела застарелая паровозная копоть.

— Мерси,— сказал Курилов.— А то у меня всегда воруют спички.

Он поднял голову.

В сереньком свете осеннего денька он смог разглядеть этого человека лишь поверхностно. Протоклитову вряд ли было больше тридцати девяти. Для своего роста он был неплохо сделан. Широкая грудь в клетчатой спортивной рубахе нависала над столом, как угроза. Две глубоких морщины, похожих на надрезы, просекали его лоб, невысокий, очень впалый на висках и выпуклый в надбровьях; третья, более короткая, обозначала рот. И рта было ровно столько, чтобы говорить мало слов и просунуть пищу. Спокойная, расчетливая воля светилась в глазах. Этот человек был бы хорошим летчиком, недурным шахматистом, умным собеседником.

С таким не бывает случайностей в жизни.. Игра, которую он вел, была огромна.

Курилов знал о нем мало. Вскоре после декрета о политотделах на транспорте Протоклитов подал заявление об уходе с дороги. В его расчеты, наверно, не входило, что оно попадет в руки начподора, как высшей партийной инстанции на дороге. Столкновение стало неминуемым. Этот человек принял вызов.

— Итак, я прочел вашу просьбу,— начал Курилов и откинулся на спинку кресла.— Имеете намерение уходить с транспорта?

— Да, у меня есть причины.

— Они секретны?

Тот удивленно приподнял бровь.

— Я ответил бы на это как следует, если бы вы не были начальником. Я партиец.— Он откинул куда-то во впадину виска острую прядь темных волос. — Действительно, я хотел переменить профессию. У меня есть способность к изобретательству. Я собирался подучиться и заняться этим делом вплотную.

Энергично, наотмашь, Курилов смахивал со стола рассыпанные крошки табака.

— Вам везет,— оказал он мягко.— Транспорт наш как раз такая область, где вы с успехом сможете применить ваши способности.

— Я предполагал, что человек вашего положения смотрит на это дело шире.

— Нет, мне нечем похвастаться в этом смысле. Время тревожное. Оборот вагона достиг шести суток, и вот,— он хлопнул ладонью по докладу,— мы выходим из драки с годовым убытком в одиннадцать миллионов. Морально мы с вами отвечаем за это поровну. Не огорчайтесь, вы еще молоды, и у вас есть время показать себя на транспорте! — По-видимому, Курилов не желал выпускать Протоклитова из пределов наблюдения своего и власти.

Начальник депо сдавил папироску между пальцев; осыпались искринки. Он стряхнул их с колен и поднялся.

— Жаль. По существу дела, вы правы, товарищ начальник! — И взялся за шапку.

Он носил кубанку с кожаным донцем, она ему шла.

— Погодите, я еще не кончил,— на полпути остановил его Курилов и выждал, пока тот снова не занял прежнего места.— Мне хотелось ближе познакомиться с вами. Странно, что, будучи партийцем, вы так легко смотрите на эти вещи: уйти, остаться. К слову, вы давно в партии?

— Шесть лет.

— Все время в депо?

— Нет, три года ездил машинистом, потом работал инструктором-механиком. В депо я пришел полтора года назад.

— Вас не любят в депо.

—- Да, меня боятся,— холодно и кратко согласился Протоклитов.— Я командир, и дело наше почти военное: дорога на восток. Люди несговорчивы. На протяжении истории сколько их резали, жгли, топили, и как туго они всегда подавались вперед! Людишки любят, чтобы им приказывали. А можно было бы втрое быстрее вести дело. Люди — мозгляки, они не умеют даже голодать...

— Вам не следует говорить таких слов. Кроме того, это и необязательно для них!

— Конечно. Я и сам сработан из того же теста...

— Вы недовольны и собою?

Тот имел право не поддерживать беседы такого свойства, Курилов дружественно кивнул ему:

— Скажите, вы сами не с Алтая? — Вопрос был. ложный, он сбивал с толку.

— Нет.

— ...и не с Камы?

— Это не совсем соседние области, товарищ начальник. Я вижу хитрость и не могу понять, зачем она так неуклюжа. Нет, я волжанин.

Его ответы заслуживали похвалы за сухую и ясную точность. Чужаки, которых и раньше приходилось разоблачать Курилову, были покустарнее... Устроили небольшую передышку. Беседа пошла о работе депо. Показатели по ремонту, промывке и подаче паровозов были в Черемшанске вполне приличны. Курилов похвалил. «Служим революции», — усмехнулся Протоклитов.