Дорога на Элинор - [44]

— Но я же… — пробормотал Терехов, впервые в жизни ощутив справедливость любимой фразы графоманов: «волосы у него встали дыбом».

Почему бы им действительно не встать дыбом, если воздух над его головой, казалось, наэлектризовался, и по комнате ощутимо поплыли невидимые облачка напряжения?

Терехов прокрутил текст от начала до конца, обнаружил, что к написанному вчера добавились за эти минуты еще два абзаца, которых точно не было. Он хорошо помнил, на чем обрывалась незаконченная глава, и, закрыв глаза, сказал себе: «Все. Забудь. Показалось». Думал Терехов на самом деле о том, что ничего ему, конечно, не могло показаться, и голова у него в порядке, и текст ему не померещился, и значит, всему происходящему нужно прямо сейчас отыскать простое материалистическое объяснение.

Простое. Материалистическое. Наверняка все очень просто и объяснимо. Так он писал всегда во всех своих детективах. Так должно быть. Сейчас он придет в себя и все объяснит. Сначала себе, а потом этой женщине.

Терехов не сразу расслышал трель звонка. Кто-то пришел, кто-то вот уже несколько минут упорно звонил в дверь.

Глава шестнадцатая

— Здравствуйте, — вежливо сказал человек, державший палец на кнопке звонка. — Меня зовут Олег Леонидович Лисовский. Можно войти?

На вид Лисовскому было лет тридцать. Он был высок, широкоскул, чуть раскосые глаза выдавали в нем уроженца Дальнего Востока, но кто-то из родителей наверняка происходил из Средней полосы России — что-то было в его лице от крестьянина из Вологодской области. Во всяком случае, на интеллигента Лисовский был похож не больше, чем Ирина Хакамада — на гейшу. На нем была потертая джинсовая куртка, в левой руке он держал атташе-кейс, не новый, такие были в моде лет тридцать назад, в середине семидесятых. Держался он скромно, но уверенно, и на искателя автографов, как и на графомана, явившегося, чтобы почитать свой эпохальный роман, не походил — скорее на служащего из ЖЭУ, пришедшего поинтересоваться, почему жилец не платит за квартиру, и не пора ли принимать по отношению к нему меры административного воздействия.

— Э… — протянул Терехов. — Вообще-то я занят. А вы, собственно, кто будете?

— Буду? — улыбнулся Лисовский. — Надеюсь, что буду следователем по особо важным делам, а потом, возможно, дослужусь до министра внутренних дел. На сегодняшний день — старший следователь милиции. Так вы позволите мне войти или будем разговаривать через порог? Это не очень удобно. Правда, — добавил он, увидев выражение замешательства на лице Терехова, — если вы вообще не хотите разговаривать, я уйду, поскольку не имею полномочий вторгаться в квартиру без разрешения.

Господи, — подумал Терехов, — в первый раз вижу следователя, который изъясняется, будто Свидригайлов или Плевако.

Только следователя мне не хватало для полного счастья, — такой была вторая мысль, вытеснившая первую и заставившая Терехова отступить в глубину прихожей. Лисовский воспринял это бегство, как приглашение, и переступил порог. Теперь прогонять посетителя и вовсе не имело смысла, Терехов пробормотал «Проходите, пожалуйста» и шаркающими шагами, будто с его ног падали тапочки, вернулся в гостиную.

Не дожидаясь приглашения, старший следователь Лисовский придвинул к столу кресло и плотно уселся, поставив рядом с собой на пол атташе-кейс.

— Чем могу быть полезен? — спросил Терехов, оставшись стоять и всем видом показывая, что решительно не понимает, чем он действительно может оказаться полезен представителю органов охраны правопорядка.

— Вы Терехов Владимир Эрнстович? — спросил Лисовский. — Писатель, автор криминальных романов, член Союза писателей Москвы?

— А кого вы еще ожидали встретить в моей квартире? — спросил Терехов.

— Я должен убедиться, — строго сказал Лисовский.

— Предъявить документ?

— Не обязательно, — серьезно проговорил следователь и, положив свой кейс на колени, раскрыл его и принялся что-то искать в невидимых Терехову внутренностях. Достал большой блокнот и маленький японский диктофон, положил перед собой на стол и продолжил:

— У меня к вам несколько вопросов, Владимир Эрнстович. Извините, я не читал ваших произведений и потому по ходу дела буду спрашивать… Не обидитесь?

Терехов помотал головой. На языке вертелась фраза о том, что если уж пришел интервьюировать, то должен был ознакомиться с текстами, это просто неприлично, какие нынче журналисты пошли необразованные и наглые. Но ведь Лисовский не журналистом был, а следователем, если, конечно…

— Скажите, — со стеснением проговорил Терехов, — а вы не могли бы показать свои документы? Не подумайте, что… С журналистами я, к примеру, не люблю общаться…

— Понимаю, — улыбнулся Лисовский и сунул под нос Терехову красную книжечку, раскрыв ее так, чтобы была видна фотография и надпись «Министерство внутренних дел РФ. Управление внутренних дел, г. Москва». Подержав книжку раскрытой ровно столько, чтобы Терехов успел бросить один взгляд, но не успел бросить второй, Лисовский спрятал документ и продолжил:

— Я веду дело о самоубийстве Ресовцева Эдуарда Викторовича, если вам что-то говорит эта фамилия.

Терехов кивнул прежде, чем успел подумать о том, что надо бы все отрицать: ничего не знаю, не понимаю о чем вы говорите.