Дорога мертвеца. Руками гнева - [23]

Но тут вмешался Мэтт. Узнав, что собирается толпа, он поскакал следом и выстрелом в воздух заставил себя слушать. На время ему удалось всех образумить и отвезти пленников в тюрьму, под защиту закона.

Только Калеб легко не отступался, а Уэббу закон был не указ — он жаждал ока за око, так что толпа собралась заново и двинулась к тюрьме за индейцем и негритянкой.

Мэтт пробовал защитить их, но духу не хватило. Не знаю как, но Калеб имеет над ним власть. В итоге Мэтт сдался, и индейца с женщиной увели. Бросили в повозку и отвезли за город.

Прошу заметить, я рассказываю с чужих слов, в этом месте история становится особенно туманной — по-моему, многие стыдятся содеянного и предпочли бы все скорее забыть, но не могут. Вот и я думаю: знай точно, что происходит, взял бы со стены дробовик и побежал туда, чтобы остановить их. Так я себя, по крайней мере, убеждаю.

Калеб с прочими оттащили женщину в кусты и надругались над ней, отрезали груди и уши; пытали, чтобы кричала громче, а индеец в телеге, связанный по рукам и ногам, всё слышал. Поверьте, не все жители хотели бы этого, но те, кто был там, уже ввязались, и никто пальцем не шевельнул, чтобы удержать Калеба. Их увлек ураган толпы.

Когда женщина умерла, настал черед индейца. Что осталось от нее, швырнули к нему в повозку, и Хайрем Вейланд — от кого я узнал большую часть истории — говорил, тот даже не зажмурился. Просто смотрел на тело и толпу, будто превратился в лед.

Его оттащили к большому дубу, посадили на лошадь и накинули на шею петлю. Он только смотрел. — Мы не сделали вам зла, — сказал индеец.

Тут Уэбб зашелся о своей дочери и как ее отравили, а индеец:

— Она не умерла. Моя женщина умерла, твоя дочь — нет.

Уэбб, уверенный в обратном, проклинал его на все лады, а индеец в ответ проклял Мад-Крик со всеми обитателями. Как сказал Хайрем, когда он начал, все затихли, кроме сверчков, которые стрекотали все громче, будто хор за его голосом. А индеец сказал, что обладает силой и покончил с их бледной стороной, а сейчас взывает к темной. Город, сказал он, будет страдать, его слова тому порукой.

Затем индеец стал читать заклинания. Хайрем говорил, что ни слова не понял, даже зная несколько индейских наречий и креольский, но тот язык был другим. Как он посчитал — африканским или еще каким. Но он запомнил несколько слов и передал их мне, надеясь, как он сказал, что я знаю их смысл, поскольку слова засели у него в голове. И еще он помнил, что, едва индеец произнес эти слова, поднялся ветер, дождь полил сильнее и ударил гром.

Слова не были индейскими. Мне не известен их источник, но я их узнал. Они встречались в нескольких книгах, из тех, что собраны здесь. «НЕКРОНОМИКОН», «ТАЙНЫ ЧЕРВЯ» и «БЕЗЫМЯННЫЕ КУЛЬТЫ». По сути, все относятся к созданию, известному как Вендиго — нечто вроде живого мертвеца, вампира или упыря. Или их помесь. В книгах сказано, что заклинания призывают в тело умершего колдуна демона, единственная цель которого — месть. Демон живет лишь ради мести. И мертвое тело, куда он вселился, обретает невиданные для человека силы, тогда как душа отправляется прямиком в ад.

Потом, сказал Хайрем, заклятие распалось. Уэбб подскочил и хлестнул лошадь, та рванулась вперед, а индеец повис. Он даже не корчился — в один удар сердца был мертв. Сверчки разом смолкли, и буря утихла. Но мгновение спустя налетела снова. Ветер ломал сучья, срывал листья, дождь хлестал будто картечь. Молния ударила с небес прямо в тело индейца — и все стало белым.

Когда зрение вернулось ослепшим глазам, индейца не было — молния унесла его в ад. Только дымилась веревка, ветер колыхал петлю, и здоровый паук или что-то вроде него взобрался по веревке в крону и пропал.

Тут Хайрем смекнул, что перед ними — не просто сумасшедший. Тот паук был совсем как нарост на теле, замеченный Хайремом, когда он тащил индейца из повозки. В первый момент он решил, что на груди у того здоровенный паук, а потом разглядел, что это большое родимое пятно — волосатое, с очертаниями паука. Вернее, со слов Хайрема: «…существа, по виду схожего с пауком».

Когда все кончилось, Хайрем прибежал ко мне. Он был сам не свой от раскаяния. Говорил, что напился и поддался порыву толпы. После другие говорили мне о том же. Разумеется, это не оправдание, но хоть что-то.

Хайрем рассказал, что тело негритянки бросили на обочине проезжей дороги и что это мучает его. Пусть мертвым не помочь, но хотя бы похоронить ее достойно.

Так что сели мы в повозку и поехали. Буря к тому времени совсем разыгралась — на расстоянии вытянутой руки ничего не разглядеть. Тело искали долго, но нашли. Преподобный, с нее содрали кожу. Прямо как с белки. В повозке оказался старый ящик от плуга — туда мы ее и поместили. Отнесли в лес и закопали. Под проливным дождем и с разными корнями, что пришлось обрубать, совсем замучились. Но мы хотели убедиться, что тело не потревожат. Калеб, выпив как следует, вполне мог вернуться, чтобы забрать тело и подвесить где-нибудь в городе. Как сказал Хайрем, он уже повесил уши на кожаном ремешке себе на шею и похвалялся, что сошьет кисет для табака из грудей.