Дорога мертвеца - [2]

— Слышал, что ты проповедник, — сказал скованный, выплевывая папиросу в очаг. — Здесь у нас уж точно не божья земля.

— Все гораздо хуже, — ответил Джебидия. — Это именно божья земля.

Скованный фыркнул и заулыбался.

— Проповедник, — вмешался молодой. — Меня зовут Джим Тейлор. Я помощник шерифа Спрадли, из Накодочеса. Я везу его туда для суда, и, скорее всего, его повесят. За лошадь и ружье он убил другого парня. Я вижу, что ты носишь оружие, старое, но добротное. И по тому, как ты его носишь, могу предположить, что ты знаешь, как им пользоваться.

— Обычно я попадаю туда, куда целюсь, — заявил Джебидия, усаживаясь в шаткое кресло у такого же шаткого стола.

Дед выставил на стол жестяные тарелки, почесал зад деревянной ложкой на длинной ручке, потом при помощи грязной тряпки снял с огня кастрюлю с бобами. Ложкой, которой только что чесался, разложил по тарелкам бобы и разлил по деревянным кружкам воду из кувшина.

— Дело в том, — продолжал помощник шерифа, — что мне потребуется помощь. Мне еще добираться с этим парнем обратно, а я и так пару дней спал вполглаза. Я вот подумал, может, вы с Дедом покараулите его до утра. И я бы не отказался завтра выехать вместе. Мне может пригодиться вооруженный спутник. А шериф даст тебе доллар.

Дед не обращал никакого внимания на разговор. Он поставил на стол миску с плесневелыми лепешками.

— Сделал их еще на прошлой неделе. Немного попортились, но плесень можно отскрести, и дело с концом. Хотя сразу предупреждаю, они такие черствые, Что, если метнуть хорошенько, можно курицу на бегу убить. Так что берегите зубы.

— Ты и своих, что ли, так лишился? — спросил скованный.

— Может, и так, — согласился Дед.

— Так что скажешь, проповедник? — настаивал помощник шерифа. — Дашь мне выспаться?

— Я вижу затруднение в том, что мне тоже необходим сон, — ответил Джебидия. — Я был очень занят, и сейчас я в том состоянии, которое обычно называют изнеможением.

— Видно, только я тут свеж как огурчик, — заявил скованный.

— Нет, — не согласился Дед. — Я тоже бодрый.

— Значит, остаемся только мы с тобой, — ухмыльнулся скованный, будто делился шуткой.

— Ты мне только повод дай, парень, и я проделаю в тебе дыру, а Богу скажу, что ты упал в термитник.

Скованный снова фыркнул со смеху. Видимо, он хорошо проводил время.

— Мы с Дедом можем караулить по очереди, — предложил Джебидия. — Дед, ты согласен?

— Отлично, — откликнулся Дед, взял со стола еще одну тарелку, положил в нее бобов и дал арестованному.

Тот поднял руки в наручниках и спросил:

— И чем мне есть?

— Ртом. У меня больше нет ложек. А нож я тебе не дам.

Скованный немного подумал, потом поднес тарелку ко рту и наклонил так, чтобы бобы потекли ему в рот. Опустил тарелку и пожевал.

— Думаю, они будут подгоревшими что с ложкой, что без.

Джебидия вытащил из кармана плаща перочинный нож, наколол на него лепешку и подцепил ею бобы.

— Садись за стол, парень, — обратился Дед к помощнику шерифа. — Я сейчас возьму обрез, и, если он сделает хоть одно лишнее движение, я отправлю его вместе с бобами в очаг.

* * *

Дед сидел с двуствольным обрезом на коленях; дуло обреза целилось в скованного. Помощник шерифа за ужином рассказал о его преступлениях. Он убивал женщин и детей, застрелил собаку и лошадь, для забавы убил сидящую на заборе кошку и поджег флигель с находящейся там женщиной. Он также насиловал женщин, засунул шерифу кол в задний проход и убил его, и это только из известного. В целом он не щадил ни людей, ни домашний скот.

— Не люблю животных, — откликнулся скованный. — У них блохи. А та женщина во флигеле воняла на всю округу. Ей нужно было лучше питаться. И вообще, ее стоило сжечь.

— Заткнись, — сказал помощник шерифа. — Этого парня, — он кивнул в сторону пленника, — зовут Билл Баретт, и он один из самых страшных преступников. Дело в том, что я не только устал, я еще и ранен. Если бы мне не удалось напасть на него незамеченным, я бы здесь не сидел. У нас вышла стычка, пуля царапнула меня по бедру. Та еще драка получилась. Я сумел его скрутить, только когда несколько раз приложил прикладом ему по яйцам. Рана не тяжелая, но я потерял много крови. Ослаб. Я бы предпочел, чтобы ты поехал со мной, преподобный.

— Я подумаю, — ответил Джебидия. — Но у меня есть свои дела.

— Перед кем ты собираешься здесь проповедовать? — спросил помощник шерифа.

— Даже не думай об этом, — заявил Дед. — От одних только мыслей об этой глупости с Иисусом у меня задница устает. Когда я слышу проповеди, мне хочется убить проповедника, а потом перерезать себе глотку. Сидеть в церкви — это как будто тебя связали и бросили в муравейник.

— На данном этапе моего жизненного пути, — сказал Джебидия, — я вынужден полностью с вами согласиться.

Его слова встретила тишина. Ее нарушил помощник шерифа, когда повернулся к Деду:

— Как быстрее добраться до Накодочеса?

— Если подумать, то можешь ехать, как ехал, по той дороге. Милях в тридцати отсюда будет перекресток, свернешь налево. Оттуда до Накодочеса останется еще миль десять, но дорога тебя выведет, хотя в самом конце надо будет свернуть, а вот куда — так сразу и не вспомню. Если не гнать лошадей, на весь путь уйдет два дня.