Дорога к подполью - [83]

Сейчас потребуют документы. А пленные не имеют права выходить за черту города, они должны быть на работе. Если очутились здесь — значит, шли в лес…

Товарищ без документов, который метался между стоми, а потом плелся позади нас, при виде машины бросился в придорожную канаву и, скрытый тенью деревьев, остался не замеченным румынами.

— Документы! — резко произнес офицер, когда мы подошли к машине.

Мы достали документы и подали офицеру. Я посмотрела на машину: солдаты с нескрываемым любопытством рассматривали нас. Я им улыбнулась и, зная, что многие румыны говорят по-русски, сказала наивным тоном:

— Мы шли в деревню за картошкой.

— В лес шли, — произнес кто-то, и все дружно засмеялись.

Но я сделала вид, будто ничего не слышала, и продолжала болтать с солдатами, незаметно поглядывая на офицера. Тот с серьезным видом крутил в руках наши документы, и я поняла, что он ничего в них не смыслит, так как не знает языков. Ведь половина текста написана по-немецки, другая по-русски. Во всяком случае на бумажках были немецкие печати, и это ввело офицера в заблуждение. Два полицейских, сопровождавших машину, молча стояли в стороне возле своих велосипедов.

Вдруг за Ивановкой затрещали автоматы. Офицер всполошился.

— Там сильная бой?… — спросил он нас ломаным русским языком.

— Да, да, ужасный бой, — стали мы его уверять, сделав испуганные лица. Офицер отдал нам документы, влез в кабину грузовика и махнул рукой.

К Николаю подошел полицейский и сказал:

— Только попробуйте не идти дорогой! Все равно догоним и застрелим, мы сейчас же вернемся обратно.

Машина тронулась и покатила к деревне, вслед за ней — оба полицейских на своих велосипедах.

— Подумай, Николай, — сказала я, — если бы им вздумалось развязать наши узелки с зубными щетками, кусками мыла, полотенцами и бельем. Вот так шли менять вещи!

Пленный, перележавший опасный момент в канаве, теперь присоединился к нам.

По всем законам оккупантов, нас должны были пристрелить на месте. С тех пор, как наши войска подошли к Перекопу, гитлеровский приказ гласил: смерть каждому, кто без пропуска переступит черту города. Много трупов людей, убитых карателями, валялось по полям и дорогам. Наше спасенье было редким счастливым случаем.

Обратно в Симферополь шли, не останавливаясь. Волдыри на ногах лопнули и мучили меня острой болью; несмотря на холодный ветер, нам было жарко, терзала жажда. Но все же мы благополучно вырвались из кольца немецких и румынских войск, которые с этого дня начали наступление на лес и бои с партизанами. Ведь нас вел Николай Стороженко, бывший артиллерист и разведчик. Не то, что я со своим напарником: ловили ворон в небе и не видели солдат перед самым носом. Но все же спасибо этим румынским солдатам, пули которых в ста шагах не попали в цель!

Мы пришли в Симферополь еще до наступления сумерек. На окраине расстались с пленными и пошли по городу вдвоем с Николаем, в который раз удивляясь счастливому случаю, подарившему нам жизнь. Тревожила мысль о судьбе второй группы. Что же с нею?

Судьба второй группы

Судьба второй группы, которую составляли Дина и два пленных морских пехотинца — Саша и Антон, оказалась трагичной.

Просидев примерно полчаса в яме, где добывали глину для колыба,[2] и перекусив, они двинулись в путь. Пройдя километров пять, заметили вдали слева колонну немецких солдат. Это заставило группу свернуть в сторону, пройти оврагом километра два, затем снова выйти в поле. Однако особых причин для беспокойства как будто не было: мало ли зачем шагают немцы, они далеко, а вокруг безлюдно и тихо. Шли и говорили о Севастополе: кто в какой части воевал и как попал в плен.

И тут внезапно появились пять немецких автоматчиков. «Хальт!» — донеслось до слуха.

Дина и моряки бросились бежать к оврагу, заросшему мелким кустарником. Вслед им затрещали автоматные очереди. «Хальт! Хальт!» — орали гитлеровцы.

Друзья мчались быстро, делали скачки в стороны, но пуля настигла Антона: он упал, как подкошенный. Дина услышала топот и громкое дыхание: один автоматчик, вырвавшись вперед, догонял их. Саша внезапно остановился, крикнул Дине: «Беги!» — и бросился на гитлеровца. Автоматчик этого не ожидал и, не успев остановиться, попал с разбегу в объятия Саши. Они стали драться. Саша пытался вырвать у немца автомат. Остальные автоматчики было отстали, но теперь прекратили стрельбу, спешили на помощь первому.

Дина снова услышала приглушенный голос Саши: «Беги!» — и побежала с кручи, почти ничего не соображая. Споткнулась о какую-то корягу, рухнула на землю и кубарем покатилась в кусты. Вскочила и побежала дальше. Ее пальто зацепилось за толстый сук, Дина упала на бок, вскочила на ноги, изо всей силы рванулась вперед — пальто затрещало, и на сучке остался кусок материи. Не разбирая дороги, Дина с остервенением пробивалась сквозь кусты. Ветки хлестали ее по лицу, по телу. Дина рвалась напролом, и, когда какой-то большой куст оказался непреодолимым, она не подумала его обойти, а бросилась прямо на куст и застряла в нем. Ветки сомкнулись: голова оказалась у самой земли, а ноги торчали наверху. С большим трудом Дине удалось вывернуться и подтянуть ноги. Куст был высок, его окружали заросли сухого бурьяна. Дина прислушалась: в течение нескольких минут царила тишина. Затем где-то далеко вверху послышались крикливые голоса. «Немцы», — подумала Дина и замерла. Неужели убили и Сашу? Она услышала топот и треск веток, будто дикий кабан продирался сквозь чащу… Потом затрещали автоматные очереди.