Дорога к Мертвой горе, или Снова о группе Дятлова - [21]

Однако в последней четверке от воздействия низких температур умер лишь Колеватов. Остальные трое при жизни получили тяжелейшие травмы, повлекшие за собой смерть.

Николай Тибо-Бриньоль получил сильнейший удар по голове — такой, что отломившийся фрагмент кости черепа площадью несколько сантиметров был вдавлен в мозг. Из заключения эксперта: «Смерть наступила в результате закрытого многооскольчатого давленного перелома в область свода и основания черепа, с обильным кровоизлиянием под мозговые оболочки и в вещество головного мозга». При этом кожные покровы головы в месте удара повреждены не были.

У Золотарева и Дубининой обнаружились множественные переломы ребер с повреждениями внутренних органов острыми обломками костей и обильными внутренними кровоизлияниями.

Кроме того, у обоих отсутствовали глаза в глазницах, у Дубининой, как уже сказано, не было во рту языка, — хотя о том, когда получены эти повреждения, до смерти или после нее, эксперт однозначного вывода не сделал.

С полученными травмами ни один из троих не мог самостоятельно передвигаться. И даже если бы их попытались вести под руки — все равно идти они бы не могли.

Тибо с проломленным черепом мог прожить, причём не приходя в сознание, не более 2–3 часов. У Дубининой произошло кровоизлияние в правый желудочек сердца, и эксперт Возрожденный отпустил ей 10–20 минут жизни после получении травмы, но сознание она могла сохранить. Золотарев мог прожить дольше (сколько именно, эксперт не указал).

При всей уклончивости формулировок в главном выводе Возрожденный был категоричен: трое из четверых погибли насильственной смертью. Ни о каком несчастном случае речь не идет. Невозможно споткнуться, упасть и разбить голову так, как она оказалась разбита у Тибо-Бриньоля. И переломать ребра, как они были переломаны у Дубининой и Золотарева, — тоже невозможно, упав с высоты своего роста.

Эксперт Возрожденный применил прямо-таки иезуитский прием: предположил, что подобные травмы мог нанести быстро едущий автомобиль. Любому ясно, что по склону Мертвой горы не гоняют стритрейсеры. И законопослушные водители тоже не ездят, ни быстро, ни медленно, никак. Нет там автомобилей. И не было никогда.

Выдвинул эксперт и другое предположение: так покалечить могла ударная волна взрыва. Разумеется, Возрожденный к тому времени знал, что никаких следов взрыва рядом с оврагом и кедром не нашли, и вообще во всем районе, охваченном поисками, не нашли.

Яснее написать: ребят убили — и не использовать при этом слово «убийство», эксперт не мог. Не положено экспертам бросаться такими словами.

* * *

Исследованию мертвых тел предшествовало их опознание. И создается впечатление, что тело Золотарева опознали «по остаточному принципу». Троих погибших — Тибо-Бриньоля, Дубинину и Колеватова — идентифицировали без особого труда: к услугам следствия нашлось достаточно людей, хорошо их знавших. Значит, четвертый — Золотарев, нечего и голову ломать! Что тут непонятного?

Много, очень много тут непонятного.

Выглядел извлеченный из ручья труп Золотарева так, что образное выражение «мать родная не узнает» было применимо в самом прямом смысле. Она и не узнала: ее не стали вызывать на опознание издалека, со Ставрополья.

На свои прижизненные фотографии покойный походил чуть меньше чем никак: от лица не осталось практически ничего, пригодного для опознания.

При этом у Золотарева имелись особые приметы, вроде бы не позволявшие его с кем-либо перепутать: татуировки и металлические зубы, два несъемных мостовидных протеза.

Но с татуировками не все просто.

Эксперт описал их так: «На тыле правой кисти у основания большого пальца татуировка «Гена». На тыле правого предплечья в средней трети татуировка с изображением «свеклы и букв С», на тыле левого предплечья татуировка с изображением «Г.С» ДАЕРММУАЗУАЯ «пятиконечная звезда и буквы «С», букв Г+С+П = Д» и цифры 1921 год».

Никто из общавшихся с Золотаревым в Свердловске перед походом татуировок не запомнил. Дятловцы в своих дневниках их тоже не отметили. Удивляться этому не стоит: татуировки скрывала одежда — не июль месяц на дворе, чтобы ходить топлесс или в футболке с короткими рукавами.

Наверное, следствию стоило запросить Коуровскую турбазу, где Золотарев жил и работал в последнее время. (На самом деле она тогда официально именовалась Коуровско-Слободской, но все называли Коуровской.) Наверняка Золотарев бывал там в бане, а в теплых помещениях не ходил в свитере с длинными рукавами. Не могли его татуировки остаться незамеченными, их непременно видели коллеги-инструкторы, прочий персонал турбазы. Долго ли послать телеграмму: помогите, дескать, установить личность погибшего, опишите татуировки Золотарева хотя бы приблизительно. Или письмом запросить.

Но нет в уголовном деле копии отправленной телеграммы. И копии письма нет. Соответственно, нет и ответа.

Лишь долгие годы спустя, уже в двадцать первом веке, проблему татуировок осветил Е. Постоногов, работавший на Коуровской турбазе в 1959 году младшим инструктором. «Нет, не видел у него наколок и татуировок», — сказал Постоногов без какой-либо уверенности — еще бы, столько десятилетий минуло. И, опять же, «не видел» и «не было» — разные понятия.