Дорога к другу - [12]
Писать, глядя в упор на предмет, много легче, и даже совсем без таланта и особого труда над управлением своим талантом можно писать, и эту способность писать без таланта называют мастерством. А свобода поэта состоит в великом труде управления своим талантом.
Так я понимаю свободу поэта: у мастера вещи делаются, у поэта рождаются, у мастера только одно мастерство, у поэта талант, мастерство и, главное, поведение. Без особого поведения в отношении таланта не может быть свободного поэта.
— Я тоже так понимаю свободу поэта, — ответил N.
Поэт не свободен в своей поэзии — его держит жизнь, он не свободен и в жизни — его держит поэзия.
Сегодня представилось мне, что поэзия питается детством и свойственным детству естественным чувством бессмертия…
В поэзии наша юность хочет перескочить в мудрость.
Юность иногда, как бурный поток достигает большой воды, стремится к мудрости, и этот звучный путь называется поэзией. Поэзия рождается в стремлении юной души к мудрости.
Думал о том, что же в конце концов определяет прочность и сохранность во времени произведений искусства. Первое — какое-то отношение к детству: самое прочное произведение у Горького — «Детство», источник Толстого — «Детство, отрочество и юность», Пришвин — весь в детстве и в родине.
Второе — это чувство родины, культ матери. Третье — личность, то есть слово свое из себя самого, как у царя Давида.
Не лирика ли является в писаниях тем золотом, которое определяет их прочность и ценность? И эпос есть не что иное, как скрытая лирика.
Моя поэзия, в том виде, как я даю ее людям, есть результат моего доброго поведения в отношении памяти моей матери и других хороших русских людей. Я совсем не литератор, и моя литература является образом моего поведения.
Мне думается, что поэзия есть важнейшая душевная сила, образующая личность, и свойственна огромному большинству людей, и каждый из них мог бы сделаться поэтом сродного ему дела.
Однако освободить внутреннюю душевную силу человека невозможно действием извне: к этому благоприятному действию извне силой общественной необходимо соответственное внутреннее поведение каждого в отношении себя самого.
Может быть, то, что мы называем «поэзией», является образом нашего личного поведения, освобождающим творческую силу.
У меня под окном всю ночь пел соловей, и я думал о соловье и жаворонке у Шекспира в «Ромео»: человечество после Шекспира все повторяет эти сигналы природы о ночи (соловей) и об утре (жаворонок).
И я думал под песню соловья, что у Шекспира этот взяток поэзии из природы был случайным, а я превратил его в свой путь.
Поэзия — это чем люди живут и чего они хотят, но не знают, не ведают, и что надо им показать, как слепым.
Поэзия — это предчувствие мысли.
Поэзия — это дар быть умным без ума.
…Я понимаю поэзию как силу души человеческой…
Не очень давно шевельнулось во мне особое чувство перехода от поэзии к жизни, как будто долго, долго я шел по берегу реки, и на моем берегу была поэзия, а на том жизнь. Так я дошел до мостика, незаметно перебрался на ту сторону, и там оказалось, что сущность жизни есть тоже поэзия, или, вернее, что, конечно, поэзия есть поэзия, а жизнь есть жизнь, но поэзию человеку можно сгустить в жизнь, то есть, что сущность поэзии и жизни одна, как сущность летучего и сгущенного твердого воздуха.
Поэтическое чувство исключительно редко выражается в слове. Поэтом можно быть в разных делах. Встречаются нередко люди: он был поэтом в своем деле и не знал этого, но лишь после, когда расстался с любимым делом, вспоминает о нем, как поэт. Так что можно жить поэзией, не сочиняя стихов и рассказов.
Читаю взасос Маяковского. Считаю, что поэзия — не главное в его поэмах. Главное то, о чем я пишу каждый день, чтобы день пришпилить к бумаге. Потомки, может быть, и будут ругаться, но дело сделано — день пришпилен.
И это пришитое есть правда, которой, оказалось, служил Маяковский.
Правда
Правда — это значит победа совести в человеке.
Мы потому современны, что нас всех соединяет какая-то мысль. Во всяком времени проходит особая мысль, и в этой мысли содержится путь, по которому в это время надлежит нам идти.
Можно ли знать эту мысль? — это вопрос, но чувствовать сердцем эту мысль, как наш путь, может каждый, кто хочет заглянуть в свою совесть, и это чувство истинного нашего пути совестливые люди называют правдой.
Впрочем, конечно, есть и бессовестные… Но у кого совести нет, у того скорей всего нет и правды.
Правда истинная — а разве есть еще какая-нибудь правда? А как же! Вот гуси на перелете летят, одни машут крыльями, а другие дают направление: «га-га».
Вот это-то «га-га» у гусей и есть их правда гусиная. А у человека своя правда, единственная правда, истинная: летит вперед и путь нам указывает человеческий.
Ты думаешь, правда складывается и лежит кладом, кто нашел клад — богат и перешагнул? Нет! Истинная правда не лежит, а летит.
Есть книги для всех, и есть книги для каждого. Для всех учебники, хрестоматии, для каждого книга — это зеркало, в которое он смотрится, и сам себя узнает, и познает в истине.
Книга для всех учит нас, как нам надо за правду стоять. Книга для каждого освещает наше личное движение к истине.
