Дорога к дому - [20]

— Откуда знаешь-то? — он забросил в рот крохотное печеньице из миски, услужливо подставленной к нему хоттоленом, и, разжевав, поспешно потянулся за кружкой. Малюсенький хлебец состоял, казалось, из одной соли, здорово сдобренной перцем и ещё чем-то столь же жгучим. Понятно теперь, отчего эти хрустяшки щедрыми горками красовались на всех без исключения столах — угощайся не хочу. Стоит съесть один — и волей-неволей придется заказывать пиво или ещё чего-нибудь в том же роде — а это всяко прибыль! Хитрый хотоллен!

— А с чего ж не знать-то?

Гаргарон с гордым видом выпятил грудь и, оглянувшись на стену позади себя — вдоль и поперек уставленную бочками на деревянных полках, кивнул на висевшие чуть не у потолка, прямо посередине стены, ружьё и топор. Оружие и впрямь заслуживало внимания: огромное двуствольное ружьё с длиннющим воронёным стволом наверняка было способно прострелить навылет неактивного хельма-стража с сотни шагов; не уступал ему и топор, вернее секира, настоящая боевая секира с двумя широкими серповидными лезвиями и рукоятью чуть не в рост — воистину оружие, соответствовавшее своему владельцу!

— Я сражался, — просто сказал Гаргарон, с трудом оторвав взор от предметов, напоминавших ему о славном боевом прошлом. — Этот топор я добыл в битве. Трофей — сам понимаешь.

Безымянный молча кивнул. Теперь ему стало ясно и происхождение рогов, красовавшихся у входа в хоттол.

— Ндааа… — протянул здоровяк, мечтательно покачав головой и вздохнув. — Ах, какое было времечко. Мы тогда поначалу здорово натерпелись: эти бесконечные марши, сырость, холод — я, помнится, думал, что уже никогда не согреюсь. А ещё постоянные наскоки и засады! Ты не поверишь, но за время перехода наша когорта потерял народу больше, чем в самой битве. Правда, — тут он застенчиво хихикнул, — если уж говорить совсем откровенно, в самой битве мы не особо участвовали, так, в основном по резервам. Сам знаешь, ваша братия не особо-то любит, когда у них под ногами ополченцы путаются. Но всё ж подраться пришлось, это когда греммелы прорвались через правый фланг к нам в тыл. Ну и каша получилась: я такого в жизни не видывал, словно в огромном котле все, а всё равно — каждый сам по себе. Команды вроде идут, а никто их и не слушает, каждый за себя старается. Ну, оно и понятно — мы ж к такому не привычны. Одно благо, с нами тогда несколько прайдов эффов было, они-то и выручили, помогли кое-как отбиться, порядок навести…

Гигант хотолен внезапно погрустнел и весь словно съёжился.

— Только и полегли они там все до последнего, никто не уцелел… Помню, была среди них одна девчушка, по-нашенски если — лет двадцать ей было, не больше, Маарил звалась. Смешная такая, всё к нам, людям, приставала… как, мол, жизнь у нас идет да как с миром ладим… Славная была, светилась вся… она из них последняя на ногах держалась, когда пошел четвёртый, последний, вал греммелов.

Окончательно сникнув, Гаргарон вытащил из-под стойки свежую пивную кружку и, нацедив в неё из стоявшего под стойкой бочонка крепчайшего, судя по аромату, бренди чуть не по самую кромку, одним махом отправил себе в глотку.

— Такой вот она мне и запомнилась, — поставив опустевшую кружку на место, продолжил хотоллен. — Потом, уже после боя, мы нашли… то, что от неё осталось… изорванная вся, искусанная, а лицо — целое, и всё такое же светлое… жалко.

Не спрашивая разрешения, хоттолен поднял опорожнённую едва ли наполовину кружку путника и, выплеснув содержимое на пол, наполнил её бренди, после чего налил и себе:

— За память павших, — дождавшись, когда Безымянный присоединится к нему, провозгласил Гаргарон.

— Да минуют их души Бездну! — прошептал путник.

— И да обретут они вечный покой по ту сторону Вечности, — закончил ритуальную фразу хотолен, одним махом втянул в себя огненный напиток и, крякнув с натуги, прихлопнул пудовым кулачищем по стойке. — Ах, хороша водица, согласись, братец!

— Ничего… — приглушенно отозвался Безымянный, с трудом переводя дух после выпитого.

— Это я её тебе сватал вначале, — довольный реакцией гостя, сообщил хоттолен, — а ты всё отнекивался, как амазонка перед мужиком!

Довольный собственной шуткой, он широко разинул рот и захохотал, мгновенно позабыв о грусти.

— Так, а что тут у вас за история с бесами? — дождавшись, когда хозяин отсмеется, полюбопытствовал путник, видимо весьма заинтересовавшись этой историей.

— Да вишь какое дело, — хоттолен негромко хмыкнул и, почесав брюхо, приступил к рассказу. — Я тут сам виноват. Было дело! Лет десять назад остановился здесь путник, навроде тебя — тоже из-за гор дорожкой плёлся. Ну, въехал он, стало быть, покрутился, огляделся, а к вечеру, как компания собралась костишки метать — он к ним. Я в тот день, хоть и не любитель, а тоже пару раз тряхнул стакан. Ну вот, слово за слово, бросок за броском, и остались мы с ним — почитай, одни. А дело уж к рассвету. Играли-играли, он чуть не подчистую продулся. Ну, говорит, видать, плохо дело: и отыграться охота, и деньги надо поприжать — чтоб за комнату, да за стол со мной же и расплатиться! Я уж было совсем разомлел, стал денежки со стола сгребать, а он мне — погоди, говорит; есть у меня что проставить! И так глядь себе за плечо. Вылезай, — говорит. Я глазами хлоп-хлоп, гляжу — бес! Да такой здоровый — не поверишь — мне чуть не по грудь. Рожа злющая, глаза горят, того и жди — башку откусит, жуть. А этот путник так гордо на беса тычет и говорит — вот, мол, моя ставка. Я ему — на кой мне бес? А он как пустился в сказ, не, честно слово, такого брехуна сладкого — поискать! Знатно трепался, ничего не скажешь! Так он мне всё в красках расписал: и какой это помощник — все, мол, делает, и какой добрый да умный…