Дорога домой - [28]
И внезапно в нём проснулась надежда – как будто эти маленькие существа, живущие своей обычной простой жизнью, показали ему, что и он может жить так же просто. Как будто это был знак.
Он наблюдал, как муравьи выстраиваются в цепочку, таща свои крошечные трофеи, как их вереница утекает в трещинку в дальнем конце бревна.
Значит, там внутри, прямо под ним, – муравейник. Камеры с яйцами, хлебный амбар, царская палата, где живёт матка: мёртвое бревно полно жизни. Одной-единственной малюсенькой трещинки оказалось достаточно. Бревно даже не заметило.
Питер встал. Он чувствовал усталость и пустоту. И не верил в знаки.
25
Пакс чуял приближение грозы. Это запах дождя, далеко, учил он дочь. А это ветер собирает силы.
Опасно? Она напряглась. Только что молния взрезала небо и прогремел первый гром.
Нет. Это могучая сила, но опасности в ней нет.
Когда на них обрушился ледяной град, Пакс увёл дочь в укрытие, в густые заросли, однако, как только град перешёл в дождь, они продолжили путь. Пакс научил дочь нести грозу на кончиках шерстинок и вдыхать её мощь, раздувая ноздри.
На следующий день шли спокойно. Маленькая лиска двигалась лучше: когда её левая задняя ножка начинала дёргаться, она переносила вес на правую сторону и падала теперь гораздо реже. Полная решимости не отставать от отца, она уже меньше нуждалась в отдыхе и как будто начала оправляться после неведомой болезни, которая подкосила её у застывшего пруда.
По пути в лиске снова проснулось любопытство, и Паксу пришлось многое объяснять ей про этот мир.
И ещё у неё разыгрался аппетит. Но хотела она яйца и ничего другого. Поэтому отец и дочь находили весенние кладки – не только черепах, но и диких уток, и гусей, и гоголей – и устраивали себе настоящие пиры. Пакс смотрел, как дочь ест, и тревога его понемногу стихала.
Всякий раз, когда они выбирались из воды на берег, Пакс чуял, что его мальчик недавно проходил тут и что он по-прежнему здоров. И это тоже приносило утешение.
А потом Пакс услышал звук.
Он его узнал: это падала вода, билась о гранитные уступы. Раньше этот звук был тише, но Пакс помнил его слишком хорошо – он доносился и до того места на реке, где умер Серый, где потерял ногу Мелкий и где сам он, Пакс, отделился от своего мальчика. Оттуда недалеко до Широкой Долины.
А в Широкой Долине много еды; там дочь ещё больше окрепнет, наберётся сил. И они смогут быстрее вернуться к Игле, к семье.
Они ещё час шли вдоль реки, которая теперь текла быстрее. Но потом небо на востоке порозовело, а маленькая лиска начала уставать.
Пакс нашёл хорошее укрытие под каменным выступом и, свернувшись вокруг дочери на ложе из пружинистого мха, снова прислушался. До того места оставалось идти всего полчаса, и шум падающей воды был теперь гораздо громче.
Дочь почуяла его тревогу.
Опасно?
На этот вопрос у Пакса не было ответа.
26
Питер стоял у обрыва, глядя вниз. Всего лишь год назад здесь не было ничего похожего на эти грохочущие пороги: раньше вода шумела мирно, перекатываясь через несколько больших уступов в середине реки, устойчивых и надёжных, по ним можно было спокойно прыгать. А теперь поток обрушивался вниз и бился о камни, обрушивался и бился, словно в ярости.
– Всё, сворачиваем, – объявил Сэмюэл. – Пошли.
Питер был рад, что река осталась позади. Но, когда, пробившись сквозь густые заросли, они наконец выбрались на грунтовую дорогу, всё его тело напряглось, будто в ожидании удара.
– Это ведь дорога, которая ведёт к верёвочной фабрике, – произнёс он, и это не был вопрос. По этой дороге они скоро придут прямо к тому месту, где отец заставил его бросить Пакса.
Сэмюэл кивнул.
– Раньше вела. С тех пор, как взорвали мост, по ней больше никто не ездит. Хотя сама дорога по эту сторону реки в порядке. После всех наших марш-бросков это будет лёгкая прогулка.
Сэмюэл оказался прав – идти было легко. Однако шли молча, и молчание было неуютным. Всё утро Джейд украдкой поглядывала на Питера, Сэмюэл украдкой поглядывал на Джейд, украдкой поглядывавшую на Питера, а Питер делал вид, что ничего не замечает.
Но спустя пару часов он вдруг застыл как вкопанный, прижав руку к животу.
Прошёл год, и тут не было никаких отличительных меток – всё те же деревья, кусты и травы, что и везде, – но он ни секунды не сомневался: вот здесь он сел в машину и уехал от Пакса. Он узнал это место. А может, место узнало его. Может, у мест есть память.
Он присел на корточки, зачерпнул горсть гравия, пропустил сквозь пальцы.
– Питер, что там? – спросила Джейд, остановившись. – Что-то не так?
Сначала он даже подумал, что не станет отвечать. Но здесь, на этом месте, он и так уже натворил такое, за что теперь стыдно.
– Однажды я тут сделал кое-что плохое, – сказал он, глядя в сторону леса.
При этих словах Сэмюэл обернулся. Оба они, Сэмюэл и Джейд, выжидательно уставились на Питера – как будто и не собирались никуда идти, пока он не расскажет свою историю.
И тогда Питер скинул с плеч рюкзак – и рассказал. О том, как он бросил Пакса. О том, как несчастен он был в машине, когда ехал предавать своего лиса. И как ужасно обманул Пакса, метнув игрушечного солдатика. И каким растерзанным почувствовал себя, когда отец нажал на газ, – как будто он, Питер, оставил на этой пыльной дороге кусок своего сердца вместе с кровью. Потому что он видел, как Пакс мчался за машиной, пока не выбился из сил.
