Дорога домой. Книга 1, часть 1 - [8]

О чем же я думал, когда вспоминал его и взвешивал, за кого молиться? Ведь дедушка был бы уже прощен и мог наслаждаться в Раи всевозможными благами. Наверное, повлияло вот что: уже взрослым человеком я приезжал погостить к дяде из Сибири, где был на заработках и вот он запретил жене, моей тете, брать с меня какие-либо деньги, а жил я у них довольно долго. Очевидно, пришло мое время заплатить. И еще, именно в это время мы с женой узнали — молиться за человека подвигает Сам Владыка Господь! Ну что ж, я сделал все, что мог.

Жена: На следующий день я увидела в луче света своего дедушку Алексея — он крутил по сторонам головой, у него был ошалевший вид от счастья вид. Выглядел он очень хорошо, ему было около шестидесяти, хотя упокоился в возрасте семидесяти четырех лет. Рядом с ним, в другом луче света, была моя бабушка, она смотрела на дедушку, меня они не видели.

Поскольку муж переживал, что молится не в полную силу, он стал к именам вымаливаемых добавлять имя дедушки, испрашивая — если возможно.

Через несколько дней в открывшемся пространстве я увидела дедушку Степана, которого видела ранее на фотографиях, он стоял в каком-то рву, глубокой траншее, заполненной людьми. Все вокруг источало жуткое одиночество и безнадежность. Находившиеся рядом люди ожесточенно копошились и рылись в земле, но дедушка стоял несколько отдельно. Выпрямившись в полный рост, он смотрел вверх, на луч света, направленный на него, но не досягавший. На десятый день дедушка стоял уже в самом луче света, который ограждал его от других людей стеной света. На пятнадцатый день он оказался в здании, похожем на большой распределительный центр. Там было уютно и спокойно, вокруг были люди, кипела полноценная жизнь. Дедушка помолодел до пятидесяти пяти лет — он обживался на новом месте и выглядел умиротворенным.

После Великого поста мы здорово отощали, денег не было, нас активно теребили банки — мы перестали платить взносы в декабре две тысячи девятого. Чтобы как-то пропитаться, мы продали телевизор, огромный плазменный красавец. В последние месяцы мы смотрели новости и документальные православные фильмы, которые прошлой осенью накачали с интернета. До самого Петрова поста мы вели обычную жизнь — каждое воскресенье в Храм, раз в месяц на исповедь, утром и вечером читали правило. Когда наступил пост, мы решили продолжить молиться за наших покойных родственников: я просила на этот раз за Феодосию, мою вторую бабушку по линии отца, а муж продолжил вымаливать дедушку Степана.

В одно из молений я увидела, что бабушка Елизавета перешла на новый уровень. Одежда у нее стала старинного образца, времен земной жизни Христа, ткань стала белоснежной и более воздушной. К тому же она помолодела — на вид ей было лет двадцать.

Все самые лучшие воспоминания моего детства связаны исключительно с бабушкой, в этой жизни она была удивительным человеком. Родилась в семье бедных людей, в раннем детстве осталась без родителей и попала в приют, ее старшая сестра — в услужение к чужим людям. Отпечаток нелегкого детства и вся тяжелая жизнь бабушки наложили на нее незримый отпечаток грусти. Легкая грусть была всегда не только в ее неимоверно теплых глазах, но и невидимо окутывала весь ее облик. Никогда я не видела бабушку смеющейся, редко она могла только очень нежно улыбнуться, но с той же легкой грустинкой.

Повзрослев, бабушка стала удивительно, необыкновенно красива; я видела ее восемнадцатилетнюю на фотографии — образ бабушки поразил своей нежностью, какой-то невообразимой женственностью и редкой, ни у кого не повторяющейся красотой. Высокая, стройная как тростинка и необычайно женственная, потрясающе притягательная — я всю жизнь мечтала быть похожей только на нее. В молодости у бабушки было много поклонников, она об этом не рассказывала, я узнала о ее многочисленных воздыхателях нечаянно, из разговоров взрослых. Дедушке она была очень верна, никогда ему не изменяла и очень много от него вытерпела безропотно, часто утирая слезы в одиночестве.

Дедушка Алексей был из богатой семьи с древними корнями — я очень хорошо запомнила его родовой старинный деревянный дом в центре Москвы на Таганке. Когда дом сносили, строители нашли неслыханно богатый клад, отошедший государству. Особняк был очень большой, в нем было много разных потаенных и укромных мест — с многочисленными своими двоюродными братьями и сестрами я часто играла там в прятки. В этих укромных уголочках всегда было удобно прятаться. Дедушкин дом был диковинный и очень красивый, он весь был пронизан и пропитан какой-то тайной пережитых вековых событий, в нем я всегда немного робела.

Статный высокий красавец, дедушка всю жизнь занимался спортом и даже в глубокой старости был необыкновенно стройным — с огромными мышцами, без малейшего намека на жировые отложения. Спустя годы, я часто поражалась его неумолимому желанию выглядеть на все сто — дедушка не прожил ни одного дня без спортивных упражнений и прогулок на свежем воздухе. Чистокровный еврей, он упрямо носил свою фамилию, не вызывающую сомнений в его национальности, но бабушка оставила за собой девичью, поскольку во времена советов факт этот был крайне досадным. У бабушки было образование медика, дедушка закончил два полных курса МГУ — экономический и юридический. Наука давалось ему легко, он был наделен энциклопедическим умом. Дедушка знал все, в любой области он имел обширные знания и нередко поражал своей интеллектуальностью даже тех, кто его хорошо знал. Семья дедушки никогда не бедствовала, поскольку занимал он довольно высокую должность, зарабатывал хорошие деньги и часто ездил за границу, однако в его характере была одна негативная черта — он испытывал чрезмерную любовь к женскому полу.