Дорога без привалов - [2]

Нам хотелось не просто рассказать об Урале. Нам хотелось на нас, на наше поколение и его жизнь взглянуть глазами потомков.

Эта мысль родилась так.

Однажды в плотине старинного Висимо-Уткинского завода нашли необычный клад. Толстой железной цепью к одной из балок плотины был прикован чугунный цилиндр, в нем был другой, медный, а внутри лежал бумажный свиток. Это было послание наших предков своим потомкам.

Сквозь строки этого послания увидели мы тесный и мокрый забой, тоскливо гудящую дымную домницу, душную и жаркую кричню. И повсюду — по пояс голые, изможденные люди, надрывающиеся на тяжкой работе. Поселок утопал в грязи, с завода наползал на него тяжелый ядовитый дым. На холме загорались огни господского дома, из раскрытых окон доносились звуки музыки и веселья, а внизу было темно, грязно и глухо. Ухали молоты на старом заводе, лаяли собаки, да возле кабака раздавалась тоскливая пьяная песня. И часто в эти звуки вплетался отчаянно-печальный перезвон кандалов…

Так дошел до нас скорбный голос предков. Подневольные, закованные в жестокие цепи рабства, эти люди поднимали богатства родного края, двигали вперед технику, отдавая свои силы и способности во имя того, чтобы «облегчить труд по нас грядущим», как говорил Иван Ползунов, изобретатель первого в мире теплового двигателя.

Но много ли могли сделать люди со связанными крыльями!

Да и сам Урал был невольником, богатырем, закованным в цепи.

Великое половодье семнадцатого года сорвало эти цепи, сокрушило и смыло извечные преграды на пути народа к счастью.

На обновленной земле расцвела новая жизнь.

Как взглянут на нее из своего светлого далека, как оценят ее, что подумают наши потомки?

Как будто тот же Урал — и не тот. Те же необъятные леса и быстрые реки, та же целомудренная тишина на заснеженных вершинах гор. Но всмотрись: прорезая тайгу, широко шагают к горизонту стальные мачты высоковольтной линии; тучные нивы раскинулись вокруг колхозных сел; за лесной чащей сверкают под солнцем крыши гигантских заводских корпусов; в живой зеленой оправе тайги поднимаются наши солнечные города.

Это пришло не сразу и далось нелегко.

Это стоило многих жизней. Пламя тысяч сердец горит в вечных светильниках — памятниках героям гражданской войны.

Враг стрелял в нас из кулацких обрезов.

Он сжигал нас живыми.

Он вползал к нам тифозной вошью.

Мы до конца познали голод, холод, разруху. Но мы не знали, что такое «невозможно» и «нельзя». Мы торопились.

Первопроходчики нового мира, мы должны были сделать то, чего не могли наши отцы и деды. За короткие годы пятилеток нам предстояло вывести темную, отсталую Россию на широкую дорогу могущества и прогресса. Мы покорили время, мы научились обгонять его.

Это далось нелегко.

Кирка и лопата были нашими основными инструментами.

В жару и лютую стужу возводились корпуса заводов. Рядом с поднимающимися стенами пылали жаровни, на них мы подогревали и стынущий цементный раствор, и задубевшие от холода руки. Над каменной коробкой здания еще не было крыши, а станки уже работали.

Иногда, возвращаясь с работы, мы не находили своего жилья. Шалый ветер срывал наши палатки, разбрасывал скудный скарб, гасил спасительный огонь «буржуйки» (так называли мы железные печки-времянки).

Но мы не сетовали на свою жизнь: мы думали о будущем.

Мы строили и настоящие дома, но жили в них тогда не мы. В них жили иностранные специалисты. Мы вынуждены были приглашать их: у нас не хватало квалифицированных кадров. Они помогали нам, но не верили в наши планы, называя нас фантазерами. Что ж, поверить, действительно, было трудно: мы делали почти невозможное.

Вот стоит громадный красавец завод. Потомкам нашим, возможно, покажется невероятным, что мы, с нашей тогдашней техникой, воздвигли его всего за одиннадцать месяцев.

Мы не могли без таких громад заводов.

В конце девятнадцатого века В. И. Ленин высмеивал уральских горнопромышленников, которые, стараясь возвеличить заслуги отсталого демидовского Урала, кичились серпами и косами, которыми жала Россия, нательными крестами да сковородками. Но уже тогда убогая и бессильная Русь в дерзких мечтах нашего вождя вставала обильной и могучей.

Прозорливо предвидя пути преображения страны, Владимир Ильич высказал мысль о создании на востоке новой угольно-металлургической базы.

Эту идею воплотили в жизнь мы. Волей партии, нашей волей и трудом Урал превратился в мощную опору строительства социализма».

Так писали мы в своей заявке на фильм. От имени поколения. Но сценарию, когда мы взялись за него, понадобились уже не общие слова: режиссерам надо выстраивать так называемый зрительный ряд — образный, овеществленный. Вот мы и мучились, спорили, громоздили различные варианты в поисках «подступов к потомкам».

Щуря свои монгольские глаза, Юрий Хазанович начинал диктовать:

— Попробуем так… Печатай, потом выбросим, если не получится. Так: «Диктор нажимает один из клавишей, и само-движущееся устройство, формой своей напоминающее…»

— Юра, сейчас инженер в тебе оседлал писателя.

— Так эти монстры, режиссеры, хотят нарядности.

— Придумай проще и поэтичней.

— Ну хорошо. А если начать так… Никакого города, никакого музея. Из космоса возвращается корабль. Все ближе Земля. И вот мы видим Уральский хребет…